БУНКЕР BUNKER: Лихтенштейн Малое государство

Внимание! Я написал полторы дюжины «портретных эссе», почти все для еженедельника «Новое время» между 1997 и 2007 гг. Теперь я их постепнно публикую в этом блоге, но потом перемещаю на особую страницу, которую обозначу пока бледноватой этикеткой «портреты». Эта тематическая страница в блоге справа. Там же где страницы с Максом Вебером, Русской революцией, Интеллигенцией и Футболом.

Cледующая публикация на мою любимую тему. Это – малые государства. Она комбинируется с другой темой – стилизация геополитий. Здесь в центре внимания Лихтенштейн как типичное государство, стилизованное как коммерческое предприятие. Эта работа была выполнена для журнала «Космополис» (МГИМО). Его сайт из интернета удален. За 12 лет со времени публикации этой статьи ее первая и фактурная часть, вероятно, несколько устарела, но ее вторая и концептуальная половина, я полагаю, не только не утратила актуальности, но стала еще более актуальной. Я даже думаю, что пик ее актуальности еще впереди. Я посоветовал бы читать эту работу со второй половины, чтобы знать заранее, в чем ее главная идея.

АЛЕКСАНДР КУСТАРЁВ

ЛИХТЕНШТЕЙН: ГИБРИДНЫЙ КОНСТИТУТ

Журнал «Космополис» 2003, № 4

В марте и в сентябре месяце 2003 года в английской печати самым частотным топонимом после «Ирак» был «Лихтенштейн». Английская сборная играла с Лихтенштейном отборочные матчи чемпионата Европы по футболу. В марте в Лихтенштейн вместе с английской сборной отправились 3 тысячи туристов (стадион в Вадуце вмещает 3500 человек). Самое большое вторжение в Лихтенштейн, шутили газеты, со времён, кажется, Наполеона. Английские болельщики сейчас, пожалуй, более грозная сила, чем британская армия. Было много волнений. Всё обошлось, но за этой дымовой завесой мало кто заметил, что в том же марте в Лихтенштейне произошла причудливая перемена государственного строя. Лихтенштейнцы согласились внести важные изменения в конституцию 1921 года. Правитель Лихтенштейна Светлейший (Durchlaucht) князь Ганс-Адам II добивался этого 10 лет.

В конце концов референдум принёс Гансу-Адаму ощутимое большинство в 2/3, но поначалу конституционная инициатива Князя встретила сильную оппозицию. В парламенте, 12 парламентариев из 25 отказывались поддержать инициативу Князя. Группа левых партий создала центр «Демократический секретариат» и выступила со встречной конституционной инициативой под названием «Конституционный мир» (Konstitutionsfrieden). Помимо агитации в стране оппозиция пыталась заручиться поддержкой Европейских институтов – Евросовета и так называемой «Венецианской комиссии», созданной специально для конституционной экспертизы и надозора. Сильной оказалась и оппозиция

Казалось, что общественное мнение разделялось примерно поровну, и тогда Ганс-Адам прибег к последней мере. Выступая с тронной речью в парламенте, он обвинил оппозиционных парламентариев и заодно всех несогласных в том, что они нелойяльны к династии и пригрозил, что если его конституционная инициатива будет огтвергнута, то он переместит княжескую резиденцию в Вену (где, кстати, она и была до 1938 года), а замок продаст - Биллу Гейтсу, например. Произнеся эту угрозу, Ганс-Адам удалился, а парламентарии после этого ещё долго возмущались. Как замечает очевидец, такая прямая реакция на тронную речь – крайняя редкость в политической практике Лихтенштейна (8: 13. 2. 2003).

Критики новой конституции уверяют, что Лихтенштейн теперь возвращается от конституционной монархии к абсолютной. Лихтенштейн, дескать поворачивает колесо истории на два столетия назад. Нонсенс в XXI столетии, говорят они. Сторонники уверяют, что, наоборот, имеет место укрепление демократии. Европейский Совет отнёсся ко всему этому настороженно. Лорд Килклуни подготовил доклад (до референдума он не был обнародован, потом тоже его текст не обнаруживается), а двум депутатам Европейского парламента (английский либерал-демократ Майкл Хэнкок и голландский социалист Эрик Юргенс) было поручено внимательно следить за происходящим в Лихтенштейне. Лихтенштейнские левые поднимали в Европарламенте вопрос об исключении Лихтенштейна из Европейского совета, утверждая, что Лихтенштейн теперь недемократическая страна. Но европарламент то ли не согласился с их трактовкой, то ли не счёл происходящее важным в европейском масштабе. Так или иначе, вопрос не был принят во всяком случае к срочному обсуждению.

Легче всего было бы увидеть в этом простой политический курьёз. Государство, дескать, курьёзное и всё там происходящее– политическая оперетта в духе Гилберта-Салливана. Но это не так. Лихтенштейнский прецедент вполне многозначителен в широком политическом и геополитическом контексте. Как бы ни толковать (оценочно) конституционную реформу в Лихтенштейне, она находится в русле нескольких важных, как мы теперь, выражаемся, трендов. Мы поставим лихтенштейнский прецедент в контекст этих «трендов», но сперва - некоторые подробности о самом Лихтенштейне и его конституции. Материалы конституционной дискуссии представлены в деталях на в интернете на сайтах Княжеского дома (2) и «Демоератического секретариата» (1).

Оппозиция подчёркивают, что Князь будет иметь право распускать правительство, контролировать назначение судей и налагать вето на законы, принятые парламентом. Хотя Князь попрежнему не будет иметь права назначать правительство и объявлять бессрочное чрезвычайное положение, критикам этого кажется мало. По представлению оппозиции Венецианская комиссия отметила, что проект новой конституции Лихтенштейна внушает беспокойство по нескольким ключевым положениям. По мнению Венецианской комиссии в результате поправок к конституции властные полномочия Князя значительно усиливаются. (13)

Правящий дом встретил доклад Венецианской комиссии возмущённо. Это «инспирированная акция, подобная санкциям ООН в отношении Австрии (в связи с участием в правительстве правопопулистской партии Йорга Хайдера в 2000 году – А.К.), как сказал наследный принц Алоиз; в августе 2004 года он займёт место в роли владетельного главы Лихтенштейна (11: 28.06.03)

Князь в интервью (12: 26.05.03) тоже говорил о «внешних врагах»: «Наши противники получили на свою кампанию деньги и значительную поддержку из-за рубежа».

В том же интервью Ганс-Адам обвинил европейских экспертов в том, что они некритически приняли аргументы лихтенштейнских противников монархии. На самом деле в результате нынешних поправок (1) князь отказывается от назначений служащих на должности в аппарате; (2) ограничивается право Князя объявлять чрезвычайное положение; (3) теперь не только Князь, но и парламент может лишить доверия и отправить в отставку правительство; (4) князь отказывается от вето при назначении судей, а если в комиссии по назначению судей (в ней состоят Князь, парламент и правительство) нет единства, то вопрос о назначении судьи решается всенародным голосованием; (5) народ может лишить доверия Князя, в результате чего Князь лишится свой прерогативы (seines Amtes enthoben wird); (6) народ может вообще отменить монархию, и Князь не может наложить на это решение вето.

Ганс-Адам с гордостью добавил, что в уже в 1921 году Лихтенштейн был в Европе белой вороной, поскольку принципы демократии и правового государства были в Лихтенштейне прочнее и реальнее, чем в остальных государствах Европы, за исключением Швейцарии.

С разъяснениями выступил и бывший премьер-министр Вальтер Кибер (6: 6.2.03). По его словам, Венецианская комиссия и доклад лорда Килклуни совершают фундаментальную ошибку. Они не замечают ключевого положения в конституции Лихтенштейна. А именно: глава правительства точно так же располагает правом контрасигнации. Без его подписи Князь ничего не может сделать, точно так же как и он без подписи Князя. Конституция Лихтенштейна основана на принципе дуализма, то есть на разделении государственной власти между Князем и народом.

Уже после голосования более подробные разъяснения давал премьер-министр Отмар Хаслер.(8: 23.07.03).

Государственный строй Лихтенштейна основан на прнципе двойного суверенитета – Князя и Народа. Как и в других европейских странах повседневное отправление государственной власти осуществляют правительство, парламент и суды. Но конституция закрепляет за обоими суверенами – Князем и Народом – определённые полномочия в процессе принятия государственно-политических решений в специально зафиксированных в конституции обстоятельствах.

Лихтенштейнская конституция, подчёркивает Хаслер, предусматривает сильные элементы прямой демократии. Народ располагает широким правом на законодательную инициативу и референдум; политическое влияние народа в Лихтенштейне сильнее, чем в других странах Европы. Это, конечно, оказывается возможным потому, что Лиштейнштейн маленькая страна и вследствие этого между народом и правителем развиваются взаимное доверие и устанавливается функционально-общественная взаимозависимость (gesellschaftlichen Verknüpfungen).

В отличие от других европейских монархий, где монарх по ходу исторического времени уступал – согласно законодательству или фактически свою компетенцию другим органам государства, лихтенштейнский владетельный Князь сохранял свои прерогативы, что и было зафиксировано сперва в конституции 1921 года, а теперь и в новой редакции конституции.

Это прежде всего выражается в том, что он сохраняет право не утвердить законы, участвовать в назначении судей, распускать правительство. Именно эти функции вызвали дискуссию при обсуждении проекта. Но они уже предусмотрены в конституции 1921 года. Новая редакция конституции адаптирует княжескую прерогативу к современности и конкретизирует её.

Но Князь, как и другие государственные органы выполняет свои государственно-политическую прерогативу, строго в рамках конституции и законов: для произвола нет никакой возможности. Всё уравновешено взаимной контрасигнацией. Законодательные акты Князя находятся под контролем государственного суда (Staatsgerichthof).

Но этого мало. Конституция также предоставляет широкие полномочия народу. Народ может пересматривать конституцию, и нынешняя редакция конституции укрепляет его полномочия.

Народ получает возможность утверждать судей, выражать недоверие монарху и даже отменить монархию.

Всё это выглядит весьма благообразно, но оппозицияи тоже есть что сказать. Вот её аргументы, как их излагает один из бывших премьер-министров Марио Фрик (4: 10.01.03).

Первый пример. Князь может распустить правительство безо всяких объяснений и назначить переходное. Ландтаг имеет четыре месяца, чтобы оказать ему доверие. Но если ландтаг не согласится выразить это доверие, то что тогда? В конституции на этот счёт ничего не предусмотрено. Это неясность, и, как считает Марио Фрик, Князь фактически правит по принципу чрезвычайного положения.

Второй пример. Любое решение правительства требует санкции Князя и не может войти в силу шесть месяцев, если этой санкции нет. Князь может блокировать действия правительства, просто не высказываясь по поводу принятых правительственных решений. Это противоречит статье 3 конституции, где фикисируется приверженность Лихтенштейна конвенции о правах человека.

Третий пример. Сторонники новой редакции не хотят конституционного суда. Они говорят, что это приведёт к превращению Лихтенштейна в «судейское государство» (Richterstaat), в котором «народ будет исключён из интерпретации конституции...Целому ряду европейских государств, в частности Швейцарии, чужда идея конституционного суда (Verfassungsgerichtsbarkeit), поскольку там не хотят ограничивать субъекта конституции в его праве также издавать законы только из-за противоречий этих законов отдельным положениям конституции. В Лихтенштейне субъекты конституции – народ и Князь – устанавливая отдельные законы подчинены государственному суду (Staatsgerichtshof). Оппозиция же настаивает на важности статьи 112, касающейся полномочий конституционного суда. По мнению оппозиции, он должен бы решать конституционные споры, предотвращая их бесконечную эскалацию и избегая того, что в конечном счёте они могут привести к постановке вопроса о ликвидации самой монархии.

Четвёртый пример. Князь будет принимать участие в назначении судей. Оппозиция полагает, что это проблематично, даже если Князь имеет такое право наряду с правом парламента, поскольку Князь – не избран. Между тем, суды в Лихтенштейны становятся особенно важны в виду быстро развивающейся международно-финансовой функции Лихтенштейна и связанной с ней финансовой преступностью (отмывание денег и т.п.)

Правовая казуистика обеих сторон ведёт в конечном счёте в дурную бесконечность. Что же за ней скрывается, помимо борьбы за власть между институтами лихтенштенйского общества? Отмар Хасслер: «Наряду с конституционным и демократическим контролем монархия как таковая демократически легитимизирована, особенно в новой редакции (курсив мой – А.К.). Внесение статьи, предусматривающей вотум недоверия монарху со стороны народа, а также установление конституционной процедуры для отмены монархии конкретно означает, что дальнейшее существование монархии целиком зависит от народа. Если конституция 1921 года была договором между двумя суверенами, но теперь монархия очевидным образом поставлена в зависимость от народа».

В этом искусно сплетённом пассаже всячески подчёркивается роль «народа». На самом деле усиление плебисцитарности лихтенштейнской монархии исключает возможность конституционных инициатив со стороны ландтага и фактически превращает правительство в креатуру Князя, о чём разъяснения умалчивают и что скорее всего и вызывает оппозицию в самом ландтаге.

Ослабление демократии? Представительной – да. Прямой – нет. Наоброт, это усиление прямой демократии за счёт представительной. Строго говоря, вместо спора о демократичности лихтенштейской конституции (особенно в новой редакции, но и в старой тоже) должны бы обсуждаться сравнительные достоинства и недостатки прямой и представительной демократии.

Но споры спорами, а для внешнего наблюдателя интересно другое: а именно, типологическая оригинальность комбинации монархии с прямой демократией. Лихтенштейн - гибридный конститут. Официально именуясь «конституционной наследственной монархией на правовой и демократической основе», он представляет собой в сущности плебисцитарную монархию, где монарх приобретает некоторые свойства президента .

Некоторые аспекты этого «конститута» нам знакомы. Например, идеал органического единства народа и верховного властителя роднит конституционную философию Княжеского дома с философией российского самодержавия и её советской модификации «народ и партия едины».

Главная импликация здесь – элиминирование институтов представительной демократии, несмотря на то, что формально они продолжают существовать.

Интересно, что под шапкой «конституционная монархия» на самом деле находится несколько разных комбинаций монархического и парламентарного принципа. Не все конституционные монархии можно считать парламентарными, даже при наличии парламента. Как раз в случае Лихтенштейна к 1921 году «конституционный процесс так и не дошёл до парламентарной системы правления, или, иначе говоря, до парламентарной монархии». (5: s.191). Теперь же, похоже, он пошёл в обратную сторону.

Но в отличие от философии «народного самодержавия», лихтенштейский вариант предусматривает жёсткое правовое оформление прав обоих агентов – народа и монарха. Эти отношения уходят корнями в правовые отношения сюзерена и вассалов средневековой Европы, но модифицированы в духе государственной философии модерна с двумя сопутствующими компонентами: плебесцитарностью и теоретической устранимостью монархии. В результате монархия, обычно рассматриваемая как противоположность демократии, превращается в субъекта демократических прав.

А для тех, кто так и не поверит в эту «лихтенштейнскую демократию», Хаслер напоминает, что Лихтенштейн и его владетельный Князь так или иначе зависят от международных организаций – Европейского совета, Европейской конвенции по правам человека, ООН, Римского договора и т. д. Дескать, внешние обязятельства монархиии её включённость в более широкое правовое поле гарантируют, что она не допустит никаких деспотических эксцессов.

Иначе говоря, опасность таких эксцессов не больше, чем в любой корпорации, включённой в более обширную государственно-правовую сеть. Мы могли бы добавить, что опасность и не меньше, учитывая колоссальную свободу, которой пока пользуются ТНК. Лихтенштейнская конституции вполне аналогична уставу некоего акционерного общества, где полномочия одного мажоритарного акционера уравновешиваются полномочиями совокупного миноритара. Таким образом, Лихтенштейн может рассматриваться как ТНК. Но при этом ТНК, защищённая от внешнего вмещательства, кроме всего прочего, ещё и формальным «национал-государственным суверенитетом». Вот характерные замечания Ганса-Адама и наследного принца Алоиза в совместном интервью (4: 12.08.03). Принц Алоиз: «Я совершенно убеждён, что принцип тайны вклада становится всё более важным. Я также верю, что тайна вклада необходима как действенный инструмент налоговой конкуренции между государствами и всё больше государств признают это в обозримом будущем». Князь Ганс-Адам: « Все достаточно большие предприятия в секторе финансовых услуг могут переместить свою деятельность теперь на любой другой констинент. Европа, усиливая давление на Лихтенштейн, добьётся только того, что деньги уйдут из Европы, что уже отчасти и происходит».

Так что Лихтенштейн и ещё в одном смысле – гибридный конститут. Сопоставление Лихтенштейна с коммерческой корпорацией – не метафора. Лихтенштейн имеет двойную хозяйственную базу. Традиционно жители Вадуца и 11 прилегающих деревень, как и любой другой альпийской долины, занимались причудливыми тонкими производствами, выросшими из высокой художественно-ремесленной культуры, и туризмом. Старые тонкие ремёсла теперь превратились в небольшие производства дорогой высокой технологии.

Княжеский же дом занимался международными финансами уже со времён Тридцатилетней (XVII век) войны. Он специализировался на долгосрочных вкладах. Продолжатель этой традиции банк LGT (Liechtenstein Global Trust).

LGT - не обычный банк. Банк основан в 1920 году и принадлежит княжескому дому (2). Во главе банка стоит брат Князя Его светлость принц Филипп. Вклады в банке составляют 40 млрд. швейцарских франков (30 млрд. долл.). Наряду с частными вкладами банк занимается управлением институциональными фондами, как опекун имущества (Treuhand) и – с поразительным успехом – на рынке альтернативных инвестиций. Через LGT Capital Partners банк занимается хеджированием (hedge-funds) и продажей акций частным лицам. В этих операциях через банк проходят ещё 4,4 млрд франков (3,3 млрд. долл.), что делает его одним из европейских лидеров в сфере альтернативных финансовых продуктов.

Банк не только консультирует вкладчиков, но и приглашает помещать их вклады туда же, куда он помещает семейные средства Княжеского дома, то есть участие в «княжеском портфеле». Сейчас в этой схеме 1,6 млрд принадлежает клиентам и 1 млрд. княжеской семье.

Но Ганс Адам II (род 1945) добавил к этому семейному бизнесу кое-что принципиально иное. Это он превратил Лихтенштейн в «финансовый рай». Он установил низкий налог ( не больше 20%), учредил в качестве услуги секретность вкладов и, главное, ввёл собенно простую процедуру регистрации фирмы. В результате Лихтенштейн стал местом регистрации 80 тысяч предприятий; они присутствуют здесь чисто символически и поэтому называются «почтовыми ящиками» (русскому человеку этот термин много говорит, не правда ли?) – по английски letter box или mail box. Одной платой за свою «прописку» они обеспечивают 30% доходов Лихтенштейна.Они больше чем туризм стимулируют отельный бизнес и вообще всю сферу услуг. Число частных банков за сравнительно короткое время выросло с 4 до 17. Местное население не может обеспечить трудовыми ресурсами этот финансового-туристический комплекс. Сюда на работу приезжают ещё 14 тыс. человек – из Австрии и Швейцарии ежедневно и ещё 5 тысяч сезонно (главным образом из снандинавских стран).

Князь не платит прямых налогов в бюджет, но и не получает содержания и все расходы на семью (княжеский клан насчитывает сейчас около 100 человек) платит из своего кармана. Но косвенные налоги с предприятий, принадлежащих Князю, составляют значительную часть бюджета Лихтенштейна. Княжеский дом и страна Лихтенштейн представляют собой в сущности корпоративный конгломерат.

Фактически государство сдаётся в наём. А недавно этот способ существования был доведён до курьёзного, но вобщем логического конца. Лихтенштейн можно снять целиком для какого-либо мероприятия. Как снимают под вечеринки банкетные залы, прогулочные яхты или скверы. Точно так же теперь можно снять всю страну под названием Лихтенштейн. Есть много корпораций и международных организаций, которым это теперь вполне удобно и под силу. Глобализация в действии. Один из корреспондентов «Гардиан» уже даже сообщает, сколько это будет стоить: 320 (долларов или фунтов, около 500 долларов) на человека в сутки (3: 14.2.02). Додуматься до этого рацпредложения не было трудно, потому что сама жизнь подсказала: и так крупные организаторы всяких международных симпозиумов и конференций снимают сразу по несколько отелей. Следующий шаг – все отели со всеми туристическими угодьями (включая княжеский дворец и княжеские винные подвалы) сдаются оптом.

Лихтенштейнский парламент по этому поводу проявил беспокойство, но представитель правительства поддержал эту идею, сказав лишь, что она была неудачно названа: «Слухи, что правительство собирается отдать ключи от страны арендаторам, неоправданы» (9:: 25, 2003). «Ключи от страны», конечно, метафора, но в данном случае речь идёт о беспрецедентной технике манипулирования суверенитетом, то есть о фактуре, истинное содержание которой пока не очень поддаётся адекватному описанию.

А представитель Ганса-Адама добавил, что «этот блестящий план задним числом подтверждает, как правы были лихтенштейнцы, что согласились – и таким большинством – с поправками к конституции».Спрашивается, каким образом план сдачи Лихтенштейна в краткосрочную аренду соотносится с конституцией. Очень просто. Ганс-Адам покинул бы Лихтенштейн, если бы его подданые не согласились на перемены в конституции, а без него страна теряет значительный элемент своего имиджа. Проект так и называется «арендуй-княжество» (rent-a-principality). А кому нужно княжество без Князя? (пока неизвестно, появился ли спрос на эту услугу).

В 2000 году, однако, над Лихтенштейном нависли тучи. G7 и OECD (Организация экономического сотрудничества и развития – неформальный, но влиятельный институт) критиковали Лихтенштейн за его нежелание сотрудничать в борьбе против международного отмывания денег. Лихтенштейну пришлось к этой критике прислушаться. с октября 2000 года закон обязывает банки придерживаться системы «знай своего клиента» ("know your customer"). Формально Лихтенштейн перестал быть «раем секретности».

Но этого оказалось мало. Одновременно пошли разговоры, что в Лихтенштейне держит деньги Аль Каида. Американцы засекли больше десятка финансовых покровителей Аль Каиды (в основном саудийские семьи), пропускающих деньги через европейские финансовые оффшоры, включая, разумеется, и Лихтенштейн. По сведениям расследователей из «Обзервер» в Лихтенштейне отметились и колумбийский наркобарон Эскобар, прес ловутый филиппинский президент Маркос, ещё более пресловутый Мобуту и английский медиа-магнат Роберт Максвелл. (10: 27, 2002).

В октябре 2002 года американское министерство финансов официально сообщило о своих подозрениях об этом лихтенштейнским властям. Американцы пригрозили, что они этого не потерпят.

Серьёзное давление на Лихтенштейн оказывает и Германия. Под надзором немецкой разведки несколько управляющих фондами. Один из них – Герберт Батлинер управляет делами 10 тысяч «почтовых ящиков» и замешан, в частности, в дело о партийных взятках, шедших через канцлера Коля (Батлинера и Коля связывают дружеские отношения). По заключению германской разведки (как её цитирует «Обзервер»): «анонимность фондов и компаний, секретность банковыских операций, перемешивание легального и нелегального бизнеса, а также тесные контакты с банками, политиками и полицией позволяют лихтенштейнским поверенным, юристам и консультантам без особых трудностей обеспечивать финансовые услуги, особо ориентированные (customised) на нужды организованной преступности».

После того как информация из доклада немецкой разведки попала в прессу во время процесса Маркоса на Филлипинах, в самом Лихтенштейне разразился страшный скандал и начались реальные и показные меры для наведения порядка с участием самого Ганса-Адама. «Обзервер», между прочим, связывает именно этот поворот с интенсификацией кампании в подьзу поправок к конституции.

Премьер-министр Хаслер, выступая с докладом в Американском институте предпринимательства (American Enterprise Institute, 10. Mai 2002) сообщил, что на конец 2001 года 98% считов подозрительных бизнесменов в лихтенштейнских банках были открыты. Если после этого у банков остаются подозрения по поводу происхождения денег и целей трансакции, банки должны сообщать о своих подозрениях в "Финансовую разведку» (Financial Intelligence Unit - FIU). В отчёте этой организации за 2002 год фигурируют 202 донесения о подозрительной практике, то есть на 30% больше, чем в предыдущем году. Почти все они поступили от банков и поверенных и 2/3 имеют внутрифирменное происхождение. Почти все из 17 банков Лихтенштейна сообщили в FIU о подозрительных сделках. Всё это обходится лихтенштейнским банкам недёшево. Активы LGT, например, уменьшились за время этой кампании на 10% (9: 27, 2002).

Зато Лихтенштейн был вычеркнут из –чёрного списка», а в июне 2003 года Лихтенштейн заслужил высокую оценку МВФ. В августе 2003 года Лихтенштейн принял решение о создании Управления финансового надзора, независимого от правительства. Постепенно вырабатывается режим, позволяющий Лихтенштейну участвовать в конкуренции финансовых штандортов выполняя международные нормы по борьбе с криминальными деньгами. Во всяком случае, создавая такое впечатление.

Теперь, как было объявлено в начале, посмотрим как вся эта фактура соотносится с важными трендами в обществе и глобальной системе.

Во-первых, микрогосударства приобрели в глобальной системе важную функцию и число их расёт. Они даже из курьёзного исключения могут стать правилом. Это не значит, что на месте нынешних больших государств возникнет в одночасье рой мелких государств с теми же в точности прерогативами и атрибутами. Но те или иные функции центральных властей повсюду медленно, но верно делегируются как к нетерриториальным субъектам, так и к более мелким территориальным. Идёт процесс федерализации – чаще скрытый некоторой дымовой юридической завесой и делегированием ряда государственных функций в суперцентр. Европа 15-ти объединена более или менее в границах «Священной Римской империи». Лихтенштейн – осколок этого агломерата, состоявшего из 343 частей. Теперь этот конститут можно воспринимать как образец одного из физико-юридических элементов будущей Европы, понимаемой как «Европа регионов» (Лихтенштейн не входит в Евросоюз, но входит в «Европейское зону свободной торговли» (EFTA).

Во-вторых, в мире, главным образом в Азии есть несколько некрупных, а то и мелких монархий. В африканских странах внутри государств, внешне стилизованных под современные, продолжают существовать монархии и вождизмы. Если считать их реликтами «старого времени», то следует ожидать их модернизации. Пути этой модернизации всё ещё плохо намечены. До недавнего времени образцом успешной модернизации монархии было Соединённое королевство. Или скандинавские монархии. Вряд ли их опыт будет востребован за пределами Европы. Опыт Лихтенштейна кажется более релевантным для остального мира. Как заметила одна швейцарская газета «скоро в Альпах обнаружатся Тонга и Ниуэ». Модернизация малых монархий выглядит более удобной на пути их комбинации с прямой демократией, нежели с парламентарностью. В то же время не исключено, что многие республики имеют тенденцию к династическому принципу власти. Будут ли они при этом именоваться монархиями, или нет, вопрос их «стилистического вкуса» и, может быть, не так уж существенно. Эта тенденция наметилась в нескольких мусульманских странах, в бывших советских республиках и даже в субъектах Российской федерации.

В-третьих, функции центральных государств уходят к частным корпорациям («фирмам»). Большие финансовые конгломераты имеют набор функций, очень похожий на государственный. Как правило они нетерриториальны. Но на этом фоне особенно интересен опыт государств, пригодных по своим параметрам к преобразованию в фирмы. И это опять-таки Лихтенштейн. Территориальность Лихтенштейна почти символична – на карте Европы он занимает место гораздо меньше, чем его же знаменитая у коллекционеров почтовая марка. Границы его проницаемы. Они реальны в той же мере и в том же смысле, что и границы между территориями мафий в большом городе вроде Нью Йорка: «досюдова хозяин я».

Это помогает понять, почему Князь так заботится о полномочности Княжеского дома во главе Лихтенштейна и одновременной легитимизации наследственности в управлении Лихтенштейном как корпорацией.

В-четвёртых – проблема идентичности. Наряду с коллективами по интересам в мире становится всё больше коллективов на основе общей идентичности. А идентичность всё чаще превращается сама по себе в товар. Необычное положение монарха в Лихтенштейне, объясняется рядом факторов, в частности малыми размерами страны. Отмар Хасслер подчёркивает (8: 23.07.03) : «При населении 33 тысячи Княжеская династия есть гарант непрерывности государства (Kontinuität des Staates). Малость государства обеспечивает прямой дуступ к самым высшим институтам власти. Князь, таким образом, укоренён в этой демократической атмосфере. Князь благодаря своему общественному, экономическому (курсив мой –А.К.) и конституционному положению свободен от какого-либо политически-интерессантского давления. Он – органическая часть лихтенштейнской идентичности. Хаслер мог бы добавить, что уже сейчас в Лихтенштейне каждый третий житель и каждый второй работающий – иностранцы, что сильно затемняет и обостряет проблему идентичности.

Адъютант Князя, обсуждая идею оптовой аренды Лихтенштейна напомнил: «Теперь вы видите, как вам нужен князь. Какой главный слоган у лихтенштейнских туристических фирм? «Princely Moments» (ощути себя на минутку принцем – примерно так). Не исключено, что Князя удастся уговорить встречаться с некоторыми корпоративными арендаторами». Выражение «корпоративный арендатор» в этом контексте тоже выглядит смыслозначительно.

В-пятых – размывание национал-государств, по общему мнению, означает кризис демократии и поиски новых её форм. Проще всего было бы, конечно, отмахнуться от опыта Лихтенштейна как от враждебного демократии – на этом в сущности и настаивает оппозиция. Поразительно, что внешний мир тоже совершенно глух к аргументам Князя и его сторонников. Вся европейская пресса, вплоть до консервативных «Дейли телеграф» и «Ди Велт» считают, что Лихтенштейн теперь ликвидирует демократию и возвращается к абсолютизму. Опасности тут, конечно, очевидны. Но опыты с прямой демократией в американских штатах по меньшей мере не менее противоречивы. И, как настаивают теоретики постмодерна, эксперименты необходимы и неизбежны так или иначе.

Сосуществование монархии и парламента остаётся историческим компромиссом и паллиативом. Это подчёркивали в 80-е и в 90-е годы правоведы, считавшие (под влиянием Карла Щмитта) государственный строй Лихтенштейна «промежуточным» и потому неустойчивым. Например: «Конституционная монархия в Европе – исторический реликт, и демократически-парламентарная основа, на которой она покоится в Лихтенштейне, - фикция; система работает в конституционно-политической повседневности, но в черезвычайной ситуации (Ausnahmezustand) не годится. Такая конструкция не может поддерживаться длительно». (7: s.283). И рано или поздно, как считает Рената Вольвенд (руководитель делегации Лихтенштейна в Евросовете) встанет вопрос: «насколько в рамках Евросовета вообще оправдано и желательно существование монархий в качестве суверенов наряду с парламентом (4: 28.1.03). Или, добавим, наоборот, существование парламентов наряду с монархиями. Это касается всех европейских монархий. Пытаясь заново легитимизировать монархию не как внеправовой институт, а в комбинировании с прямой демократией, Лихтенштейн создаёт некоторый гибридный конститут, рассчитанный на длительное выживание. Окажется ли он более живучим, чем промежуточные формы, возникшие в XIX веке? Впрочем, что вообще в постмодерне может рассчитывать на исторически длительное существование?

Референция

1.dese.li

2.fuerstenhaus.li

3.Guardian

4.Liechtensteiner Vaterland

5.Die Liechtensteinische Verfassung 1921 (Hrsg. G.Batliner), Vaduz, 1994,

6.Liechtensteiner Volksblatt.

7.Malunat B. 1987. Der Kleinstaat im Spannungsfeld von Dependenz und Autonomie. Frankfurt am Main - Bern.

8.Neue Zuercher Zeitung

9..The New York Times

10.The Observer

11.Tiroler Nageszeitung

12.Tyden

13.Venice.coe.int