Ежовщина и рутинизация харизмы Хоутерманс и Штепа Советология: фольклор

F.Beck and K.Godin (Friedrich Georg Houteremans, Константин Штепа). Great Purges and Extraction of Confession L 1951 Глава   VIII pp 214-277 (пагинация по оригиналу)

От переводчика Александра Кустарева

Эта работа до сих пор не востребована комментаторами феномена Кремлевской республики. Я положил глаз на нее в самом конце 80-х. Несколько раз я предлагал разным публикаторам организовать ее обсуждение, последний раз 10 лет назад. Я не хотел комментировать этот текст в одиночку, уверенный в том, что без авторитетной поддержки моя инициатива останется абсолютно бесплодной. Кроме того, не было русского перевода, и я не хотел сам тратить время на перевод, с которым справился бы любой аспирант.  Но недавно какое-то время мне было очень трудно делать серьезную работу, и я искал какое-нибудь легкое, приятное и не совсем бесполезное занятие, чтобы заполнить вынужденный досуг. К тому же стало ясно, что время стремительно исчезает, и я решил все-таки сделать перевод сам. Я сделал также к этому тексту некоторый комментарий, но не публикую его пока, поскольку есть проект устроить все же обсуждение этого текста. Если он сорвется, я помещу свой комментарий отдельно – в этом блоге или где-то еще.

Замечу сейчас только, что, как я определенно думаю, фрагменты текста Бека-Година помогают понять связь феномена массовых репрессий с феноменом российской (советско-союзной) социалистической государственности, что до сих пор остается не артикулировано достаточно содержательным образом

Далее следует сам текст Бека и Година (Хоутермаса и Штепы). На всякий случай предкпреждаю капризного читателя: текст начинается более или менее тривиально, но дальше становится все более глубоким и оригинальным. Читатель, меньше внимания обращай на то, что ты уже знаешь и не пропускай то, что тебе самому не приходило в голову. Зри в корень! (Козьма Прутков). Смотри не  себе под ноги, а вперед и по сторонам.

-214-

Глава VIII Теории

Заключенные уверяли, что невиновны, но было ли это так на самом деле? После долгого пребывания в советских тюрьмах, можем ли мы некритически согаситься с мнением заключенных о самих себе и повлияла ли на нас атмосфера, где все отрицают, что виновны в чем-либо?

С чистой совестью мы можем ответить, что нет. Почти каждый заключенный имел основания чувствовать себя виновным. А те, кто чувствовал себя лойльным режиму, даже два основания. Всякий, кто в той или иной мере сотрудничал с ним, до того, как стал его жертвой, преуменьшал его ошибки и недостатки, закрывал глаза на факты, пытался их оправдать. Этим особым  чувством виновности (о чем мы уже говорили раньше) объясняется неспособность к сопротивлению тех, кто тесно сотрудничал с системой. С другой стороны, у каждого в какой-то момент возникали сомнения в коммунистических идеях, и многие выражали их открыто. И на счету каждого были какие-то проступки и ошибки, которые выглядели как преступления в глазах системы. 

-215-

Но мы можем с уверенностью сказать, что огромное большинство заключенных не считали себя и не были виновными  в тех преступлениях, которые им были предъявлены и в которых они признались. Все их признания были почти без исключения легендами.

Заключенные, так же как и читатели, несомненно снова и снова возбужденно спрашивали себя: почему? За что?  Этот вопрос непрерывно обсуждался в дощатых «ожидалках» (waiting-cells), или «собачьих будках», где заключенных держали перед допросами и после. Эти слова «почему» и «за что»  можно было увидеть нацарапанными обломком стекла, тайком пронесенного в «черный ворон», и на стене вагона в поезде, увозившем заключенных в лагеря. «Почему?» «За что»? Мы не уверяем, что знаем ответ. Мы еще не так сильно удалились от событий того времени, и факты еще слишком плохо известны. Никто еще не может с уверенностью предложить какое-ибо объяснение. Имеются пока только приблизительные оценки масштабов репрессий, и все еще мало известно о том, что происходило в высших партийных кругах и каковы могли быть мотивы и психология тех, кто проводил репрессии.

Поэтому вместо одного объяснения мы предложим несколько разных. Мы предложим те объяснения, которые всему этому давали судебно-следственные органы (examining magistrates) и сами заключенные.

 

Находясь в заключении,

-216-

мы вы все время без устали обсуждали эти объяснения и добросовествно пытались записывать предлагавшиеся теории [чисток].  Их предлагали люди самых разных профессий и уровня образования – простые крестьяне, известные историки и ученые, непримиримые враги режима и высшие функционеры этого режима – секретари партии, народные комиссары и руководящие сотрудники НКВД после ареста. Нам повезло: в заключении мы познакомились со всеми этими персонажами, и хотя некоторые были крайне сдержаны, нам часто удавалось с ними тесно подружиться, и они откровенно говорили нам, что они на самом деле думают. 

Мы записали 17 теорий и полагаем, что все они, за исключением двух слишком курьезных, содержат в себе какую-то долю правды. Мы думаем, что для пользы дела будет лучше всего, если мы воспроизведем теперь эти теории вместе с возражениями, которые они вызывают. Мы надеемся, что это также даст читателю более полное представление о жизни в советских условиях, о событиях, обстоятельствах и общем фоне, на котором это все происходило.

Мы надеемся, что таким образом снабдим читателя знанием, насколько это сейчас возможно, необходимым для того, что понять истинные причины происходящего и всего этого социологического феномена (the sociological phenomenon as a whole).

(1) Официальная теория

Прежде всего – официальная теория, как она представлена советскому народу и всему миру во множестве официальных партийных документов. Надо помнить, что официальная теория происшедшего всегда существует в двух вариантах. Один вариант

-217-

предназначен для публики и изложен в официальных документах. А второй вариант, то есть, как понимает все партия на самом деле, обсуждается партийным руководством только в собственном узком кругу. Специальные инструктора сообщали точку зрения партии на более или менее закрытых партийных собраниях. Таким образом реальная официальная теория известна только Политбюро и узким партийным кругам. Между строго эзотерической теорией и доктриной, предназначенной только для узкого круга, с одной стороны, и публичной, адресованной массам, есть много промежуточных вариантов для разных уровней партийной иерархии.

Но в письменном виде существует только версия для публики. Эзотерическая теория документирована только в релчайших документах. Как правило, она существовала только в устном виде. Мы уже сталкивались с ней, когда обсуждали инструкции НКВД по методам допросов и категориям арестов. Благодаря этому, любое высказывание или приказ можно было списать на личное мнение и распоряжение какого-либо отдельного человека. Это одна из причин гибкости большевистской системы.

Поэтому мы можем здесь обсуждать с полной увереннотью только доктрину, предназначенную для масс. Эзотерическую доктрину можно только реконструировать спекулятивно на основании разных высказываний партийных чиновников.

Ортодоксальная теория, предназначенная для публичного использования, прежде всего отрицает систематический и массовый характер арестов и масштабы (смотри выше нашу оценку) использования принудительной рабочей силы. Разумеется, данные никогда не публиковались.

-218-

Число арестов преуменьшалось , а конкретные аресты оправдывались, особенно задним числом, необходимостью в связи с изоляцией Советского союза.

Ключевые положения большевизма гласят, что : (1) коммунизм – неизбежная и высшая цель человеества; (2) дорога к всемирному коммунизму лежит через мировую революцию, захват власти пролетариатом и диктатуру пролетариата; (3) главная задача пролетариата, победившего в одной стране, это закрепить победу и при любых условиях удерживать власть.

Последняя цель оправдывает любые средства. Но этот принцип не провозглашен официально, так же как его не декларировали открыто иезуиты, которым он неизменно приписывается. Но все подчинено главной цели – удержанию власти. Со временем на месте абстракции «пролетариат» появляются его передовой отряд «партия», а затем на месте партии ее вожди, то есть Политбюро.

Первое условие сохранения власти – единство партии, жесткая дисциплина и полный запрет всяких внутрипартийных дискуссий о «линии» партии. Партия требует твердой веры и безоговорочного подчинения. Но в отличие от нацистской системы с ее сознательным и декларированным принципов «вождя», понятие «вождь» появляется применительно к Сталину только в 30-е годы и, хотя с тех пор не отменяется, подразумевает, что вождь лишь выразитель воли пролетариата и советского государства. В этих условиях вера и слепая преданность были важнее, чем личные суждения

-219-

и убеждения. А вера как всегда покоится на иррациональной, анти-рациональной готовности согласиться с каким угодно абсурдом. Credo quia absurdum. На протяжении веков, когда церковь консолидировала свою власть, этот принцип неизменно обеспечивал торжество представлений, нелепых в свете рационального разума.  Так афанасиане оделели ариан, а дуофизиты монофизитов. Может быть, абсурдность признаний на «показательных» процессах и есть пробный камень коммунистической веры. Мы никогда не встречали даже среди самых твердых приверженцов «линии партии» таких, кто действительно верил бы в эти признания. Но эти признания считались необходимыми, поскольку массам дескать нужны такие примитивные мифы. Точно так же ни один серьезный коммунист в Советском Союзе и за его пределами не нуждался в культе «вождя», воплощенном в миллионах его глиняных бюстов, но считалось, что это необходимо для воздействия на «сознание масс».

Теория «капиталистического окружения», сравнение с кораблем в бурном море, культ железной дисциплины неизбежно приводили к выводу, что партия – это «локомотив» во главе отсталых масс и что вполне возможно построение смоциализма  в одной стране, даже технически и экономически слаборазвитой.

Опыт показывает, что искренние убеждения и верность выбранному идеалу не так надежно обеспечивают верность людей общему делу как страх и террор, с одной стороны, или борьба за личные преимущемства и комфорт, с другой стороны. Этим объяснятся постоянное глубокое недоверие представителей советской системы к тем, кто ее поддерживал.

-220-

Вдумчивый и критически настроенный сторонник может стать ренегатом, тогда как тот, кто слепо и некритически верует, или карьерист, думающий только о собственной выгоде, никогда этого не сделают. 

Ясно, что сохранение власти, рост производства и мобилизизация масс в условиях чрезвычайно организованной бюрократической системы требует человека совершенно иного характера нежели участник пред-революционной борьбы против угнетения. Очевидно поэтому Верньо произнес свою знаменитую фразу о революции, пожирающей собственных детей.

Так в общих чертах обычно защищают систему ее честные и убежденные сторонники в поисках оправдания ее практикам. Эта защита признает, что по отношению к некоторым людям была допущена несправедливость, но настаивает, что с этим приходится смириться. «Нельзя сделать омлет, не разбив яйца», -- говорят те, кто с этим согласны. В их глазах важна победа коммунизма на одной шестой части земной суши. На деле же оказывается, что важнее победа теории над фактами, фикции над реальностью, победа словес над делами. Факты переосмысливаются так, чтобы соответствовать теории, а не принимаются такими как они есть. Победу христианству, может быть, обеспечило утешительное обещание лучшей жизни по ту сторону этой жизни, обещаниt царства небесного не от мира сего. Существо же советской веры -- в надежде на лучшую жизнь не сегодня, но завтра, через несколько лет, после выполнения текущего пятилетнего плана или следующего; в крайнем случае все блага обещаются следующему поколению.

-221-

Больше всего усилий, конечно, прилагается к воспитанию молодежи и обучению детей: молодые люди часто чувствуют, что советское государство это в самом деле их государство.

Между тем, нет уверенности в том, что сердце народа надежно завоевано. Так во всяком случае уверяют сторонники системы. У большевизма все еще много врагов в разных слоях населения. По разным причинам: кто-то привержен старым обычаям, кто-то утратил землю и собственность, что особенно характерно для крестьян, кто-то сожалеет об утраченных социальных преимуществах, не только предреволюционных, но и приобретеннных в 1925-1928 года, которые многие теперь считают годами процветания и свободы. Почти всегда эта враждебность была слепой и инстинктивной – примитивно артикулированной.

Полностью национализированная экономика должна была скрывать от публики гораздо больше, чем капиталистическая. Поскольку государство было единственным работодателем, все секреты, бывшие на Западе секретами предпринимателей, здесь превращались в государственную тайну. Включая статистику гражданского производства. Официальная теория гласит, что все происшедшее при Ежове было «чисткой» советского общества от несоветских элементов, оставшихся от прошлого и завершением революционной борьбы за власть. Но «чистка» сама безусловно порождает больше врагов режима, чем устраняет, что легкомысленно упускается из виду, и в этом серьезная слабость советской системы. Потенциальными врагами режима становятся не только заключенные, даже если их позднее освободили и восстановили в прежней должности, но также их родные и друзья, знающие об их невиновности. Если они и не обращаются против режима,

-222-

то по меньшей мере начинают в нем сомневаться.

Индокринация молодежи и учение партии дает те же результаты. Далеко не всегда они достигают поставленных целей. Широкие слои населения несомненно задумываются о социальных последствиях некоторых мер, например, введения трудовых книжек и ограничения свободы в выборе места работы. На наш взгляд именно такие меры благоприятны для политизации наролного сознания [не в желательном для власти духе --АК].

Наконец, чтение классиков революции Маркса, Энгельса, Ленина и русских либералов XIXго века как Некрасова или Чернышевского побуждает молодежь постоянно сравнивать современную жизнь с жизнью в условиях царизма и знакомит ее с идеалами европейского социализма в досоветские времена [не в пользу советской реальнсти -- АК]. Это, как мы думаем, позволяет считать, что события ежовского периода  не случайный (уникальный unique) эпизод советской истории, а неизбежное следствие той формы, которую принял режим. Мы думаем, что либо этот кризис со всеми его последствиями будет постоянно повторяться, либо произойдет полное изменение курса, а возможно и структуры режима после смерти Сталина в ходе борьбы за власть между его наследниками.

Официальная теория отделывается от объяснения происшедшего ссылкой на эксцессы, допущенные во время чисток, так же кстати как и на чрезмерное рвение партийных боссов и функционеров НКВД на местах во время коллективизации. В поддержку этого объяснения упоминается целый ряд «показательных» судов после эры Ежова над следователями и судьями (of examining magistrates). При этом, разумеется, не признается,

-223-

что действия, за которые их потом судили, на самом деле типичны и универсальны.

Это порождает несколько вариаций ортодоксальной темы. Их предлагали нам [репрессированные] представители режима, но их нельзя считать полностью официальными. 

(2)  Теория «фашистов»     

Эта теория была самой популярной среди ортодоксальных коммунистов, или иначе говоря, убежденных «советских» людей.  Она крайне наивна. Она сводится к тому, что дескать фашисты тайно просочились в НКВД или в высшее партийное руководство с целью подорвать советский режим изнутри. Эта теория удобна для защиты коммунизма, и она даже официально поощряется как способ отмыться от того, что названо «отдельными случаями». В самом деле, что может быть удобнее, чем переложить вину на врага. После неожиданного исчезновения «железного комиссара» Ежова пошли разговоры, что он был либо сумасшедший, либо контрреволюционер, и таким образом объяснялись все его преступления и перегибы. Исчезновение его самого и всего его аппарата, вероятно, было необходимо, чтобы сделать эту версию более убедительной.

Один из нас [видимо, К.Штепа -- АК] имел на этот счет интеренсный опыт уже после освобождения. Он был знаком со вдовой Броневого, первого заместителя народного комиссара НКВД Украины, который умер на допросе в НКВД. Его вдова Елена Лобачева состояла в партии и была редактором советского периодического издания. До 1937 года она была инструктором ЦК – очень высокая позиция для женщины. Как старший партийный работник

-224-

и жена крупного партийного руководителя она общалась с важными партийными работниками, которые сами были жертвами чисток, и располагала информацией, что напзывается, из первых рук. После ареста мужа она была арестована тоже. Ее сын остался с бабушкой и ходил в ту же школу, что и сын одного из нас. В глазах других они были детьми «врагов народа» и на этой основе сблизились и подружились.  Броневая прошла через все стадии допроса, у нее была повреждена почка и сломаны несколько ребер, но ее дух не был сломлен, и она отказывалась сочинить какую-либо легенду о своей виновности, как она, впрочем, сама говорила, не столько из отваращения ко лжи, сколько из-за бедности воображения.

Ее освободили в 1939 году, когда чистки пошли на убыль и освобождали многих. Ее даже реабилитировали и назначили на более высокую должность, чем раньше. Она стала заместителем председателя Украинского комитета радиовещания -- позиция, примерно эквиволентная должности заместителя народного комиссара. Так видимо ее хотели компенсировать за пережитую несправедливость или гарантировать ее молчание как свидетеля.

Она была ортодоксальным коммунистом, искренним идеалистом, одной из немногих, кому удалось выжить. Ни жестокая смерть мужа, ни ее собственные лишения в заключении не пошатнули ее веру. Она совершенно не сомневалась, что все пережитое ею и все злоупотребления НКВД были делом рук «врагов» -- фашистов, гитлеровцев, классовывх врагов, агентов зарубежного капитализма. 

-225-

Об этом она написала письма Сталину и генеральному прокурору СССР Вышинскому.

Дальнейший ход событий, казалось, подтверждал ее подозрения. В начале 1941 года и Верховный суд СССР судил ее следователей и судей, а она сама на этом суде давала свидетельские показания. Следователи были осуждены на 3-5 лет тюрьмы за применение пыток.  Броневая торжествовала не потому, что чувствовала себя отмщенной; для этого она была слишком мягкосердечна. Она была счастлива, что восторжествовала справедливость. Ее вера в Советский Союз стала еще сильней, потому что его враги были наказаны.

В июне 1941 Германия вторглась в Россию. И 24 июня Броневая была арестована опять и исчезла навсегда.  Это произошло, может быть, потому, что она слишком верила в справедливость. Мы много раз пытались убедить ее в том, что жаловаться Сталину        

или Генеральному прокурору бессмысленно, но ее веру в справедливость не могло поколебать ничто.

(3)  Теория рабочей силы

Это была еще одна «неофициальная» теория, популярная у лойяльных коммунистов. Так нередко в частных разговорах они объясняли фантастические масштабы арестов. В тюрьмах эта теория была самой популярной. Она объясняла аресты простой потребностью обеспечить рабочей силой промышленное развитие Советского Союза, осообенно удаленных областей. Несмотря на всякие льготы и поощрения

-226-

разного рода, предполагалось, что было невозможно найти достаточное количество рабочей силы для работы в районах, где условия жизни были крайне неблагоприятны. Советский гражданин был обязан идти на все жертвы, которых от него ожидало Советское государство, но массы не изъявляли к этому ожидаемой готовности, и государство было вынуждено время от времени применять суровые меры, например, массовые аресты. Завершение таких проектов как Беломорканал или канал Москва-Волга  сопровождались массовыми освобождениями и награждениями, чем советское правительство как будто бы признавало, что особые лишения и жертвы были нужны именно для достижения этих целей.

.

Многие заключенные находили эту теорию удобной, потому что она позволяла им сохранить их советские убеждения, хотя она оставляла без ответа много вопросов. Например, почему дюди, выполняющие эту работу, вместо того, чтобы восхваляться как герои, клеймятся как «враги народа» и контрреволюционеры? Также для всех содержавшихся в трудовых лагерях было очевидно, что несмотря на огромное количество трудовых затрат, диктовавшихся высокими «нормами», произвоительность принудительного труда была несравнимо ниже, чем на обычном производстве даже в советских условиях. Особенно если принять во внимание как много людей было занято в НКВД для проведения арестов, допросов и охраны в тюрьмах и лагерях.

Также, если эта теория была верна, то оставалось непонятно, зачем советская власть, так нуждавшаяся в квалифицированной рабочей силе, искользовала инженеров и квалифицированных рабочих, чья подготовка обходилась так дорого, на работах, не требовавших никакой квалификации.

-227-

(4) Теория «Иова»   

Еще одна теория утверждала, что чистки объяснялись причинами, столь же неизвестными следственно-судебным инстанциям, сколь и самим заключенным. Конечно, они были известны высшему партийному руководству, но только ему.  Никто не имеет права их знать, и попытка их узнать – признак антисоветского настроения. Советские граждане должны доверять партийному руководству, а у руководства, вероятно, есть веские причины не объяснять, почему оно принимает те или иные меры. Сомневаться в его действиях преступно и недостойно советского гражданина.

Это было настоящее выражение коммунистической убежденности. В случае неразрешимых проблем и мучительных сомнений самым удобным было убедить себя в том, что партия непогрешима и пути ее неисповедимы. Советскому гражданину с самых юных лет внушалась вера в то, партия все делает к лучшему и всегда права. Это было вполне в духе поздних схоластиков. Поведение советского человека в большой мере можно объяснить этим обожествлением партии.

Очевидна аналогия с библейской книгой Иова. И в некоторых вариантах этой теории буквально говорится, что подлинная цель страданий и лишений, которым правительство подвергает граждан, это именно испытание твердости их веры в советский режим и в конечном счете ведет к их спасению.

-228-

(5) Теория социальной профилактики        

Следующая теория бросает свет не только на период Ежова, но и всю охранительно-карательную практику коммунистической власти. Она широко распространена в Советском собюзе и в частности в кругах НКВД.  Она определенно принадлежит к эзотерическим интерпретациям коммунистической системы.  Может быть, она лучше всего объясняет всю систему управления советским обществом.Это – теория социально-политических предупредительных мер, то есть «социальной профилактики».

Эту теорию нам доверительно объяснял Прыгов, бывший руководитель отдела НКВД. Прыгов заслуживает того чтобы сказать о нем несколько слов. У него была репутация особенно жестокого судебного следователя. О его жестокости ходило много рассказов. Мы внимательно приглядывались к нему, пытаясь обнаружить в его поведении признаки садизма, который ему приписывался, и найти разгадку не только его личной жестокости, но и жестокости его коллег. Он производил впечатлетние вполне обыкновенного человека, только, пожалуй, очень нервного, видимо, в результате многих лет напряженной ночной работы. Он оказался при этом мягкого характера, вплоть до сентиментальности. Его очень заботила судьба отца и сестры (он не был женат); он был услужлив и дружелюбен со своими сокамерниками.  Хотя среди них были яростные враги режима, включая землевладельцев и офицеров, не говоря уже о настоящем польском агенте, который сам признавался, что перешел границу в качестве шпиона.

Прыгов был прежде всего полным ортодоксом – в речах и в мыслях.

-229-

Даже в заключении он вел себя в полном соответствии с позицией, которую раньше занимал. Сексоты, конечно, были повсюду, даже в тюремных камерах, и Прыгов как руководитель первого отдела НКВД прекрасно это знал. Он был типичный ортодокс, не знавший никаких сомнений и колебаний. Тайной пружиной его жестокости, как и всех его коллег, была на самом деле безоговорочная вера в линию партии, в ее правильность и строгую научность, а также беспрекословная преданность партийному руководству и его представителям. Линия партии приводила в смятение его совесть и разум. Семен Львович Прыгов был типичным особого рода «настоящим» советским человеком. В дальнейшем мы еще поговорим об этом типе человека, который по нашему мнению есть результат «отбора» советскими условиями  

а не продукт русского национального характера или образец особой человеческой испорченности.

Теперь мы должны подчеркнуть контрастность типичного сотрудника НКВД  и соответствующего ему представителя нацистской системы. Процесс над аппаратом лагеря Бельзен и невероятная бесчеловечность нацистского режима у всех еще в памяти. Как пытались защищаться подсудимые на этом процессе? Они ссылались на то, что выполняли приказы старших офицеров, к чему их обязывала военная дисциплина. Они отрицали, что имели какое-то собственное мнение и что могли принимать самостоятельные решения. Прусская военная дисциплина превратила их в автоматы, слепо выполняющие приказы других. А что сказал бы такой как Прыгов, защищаясь в суде? Он не утверждал бы, что действовал по приказу сверху; мы думаем, что он ссылался бы на учение марксизма-ленинизма как он сам его понимал. Прыгов был лойялен и послушен так же как чин СС. Но его вера была

-230-

основана на убеждении, что его действия находятся в соответствии с требованиями разума и совести  Он был абсолютно убежден, что его вера не слепа, но основана на логике и науке. Он был жесток, потому что генеральная линия требовала от него жестокости. Генеральная линия до тех пор пока она была в согласии с основными положениями марксизма, была для него всем. Без ее якобы научной обоснованности, что было твердым ядром его веры, никакие инструкции партийного руководства не имели бы для него силы. Он был убежден в логической и этической корректности своих марксистских принципов и от этого зависела твердость его веры. Проникнуть в психологию этого рода старшего сотрудника НКВД, этого главного столпа режима, кажется нам очень важным. Мы думаем, что в этом нам поможет сравнение характера Прыгова с другим крупным функционером М.Л.Тимошенко, бывшим главой иностранного отдела НКВД Украины. Тем более что оба персонажа при всем несходстве характеров были согласны с «теорией профилактики». Тимошенко имел некоторое положение в советской дипломатической службе. В 20-е годы, будучи комиссаром тогдашнего ГПУ, он был также под другим именем советским консулом во Львове,  где белоэмигранты пытались его убить. Был убит его секретарь, и этот инцидент получил шумную огласку в мире. Он был лучше образован, чем Прыгов и гораздо интеллигентнее.  Он был полностью ортодоксален, предан линии партии, но с легким оттенком либерализма и независимости, который иногда называют «кардинальский скептитизм». Это был вполне добропорядочный человек

-231-

с сильным элементом самодисциплины. Мы не знаем, была ли практика избиения подследственных морально приемлема для него (как для Прыгова, никогда это не отрицавшего), когла он сам вел следствие, но коль скоро партийная дисциплина  от него это потребовала бы, он делал бы это. Неохотно и тем более не ревностно, как Прыгов, но приказу он подчинился бы.

Прыгов признался в контрреволюционной деятельности, участии в заговоре и в шпионаже. Он сделал это даже без особого давления на него. Он полагал, что его руководство хорошо знало его самого и его работу, и если партия и НКВД теперь требуют от него признаться в этих грехах, то у них для этого есть вполне достаточные основания. Как лойяльный советский гражданин он должен признать справедливость этих обвинений.

Но Тимошенко во время допросов упрямо все отрицал. Он отказывался от самообвинений и упорно доискивался до подлинных причин своего ареста. Он был безупречного происхождения, из рабочей семьи, в каком-то косвенном родстве с женой Молотова Жемчужиной, но и это его не спасло.

«Объективные» причины для его ареста, конечно, существовали. Он был секретарем своей партийной ячейки в НКВД. В НКВД естественно почти все были членами партии. Официальная теория требовала от него строго следовать линии партии. Но между партией и самим Комиссариатом обнаружились какие-то незначительные разногласия.  Теоретически партия была выше всех других органов государственной власти, но на практике ей приходилось считаться с органом, который в это время воплощал волю Правительства. Как твердый коммунист Тимошенко ставил интересы партии выше интересов НКВД. Разумеется, он был наказан не за это;

-232-

некоторое время ему даже позволяли это, но его поведение не было забыто. Пришло время, когда ему припомнили его «левый уклон», и он был разоблачен как заговорщик. Ему объявили, что он был завербован как польский шпион, когда служил в советском консульстве за границей, и мы не знаем, какова в конце концов была его участь.

Но Тимошенко, как и Прыгов, объяснял чистки с помощью теории профилактики. Арестованным сотрудникам НКВД эта теория особенно нравилась, поскольку она позволяла оправдать все что угодно и оставляла каждому возможность считать себя невинной жертвой, не осуждаяя при этом саму систему.

Как известно, буржуазный уголовный кодекс предназначен только для наказания за совершенные преступления, но молодое и все еще растущее Советское государство под угрозой изнутри и извне должно предоотвращать возможные преступления и «преступные намерения». Наказание потенциального преступления столь же оправдано как совершенного. На самом деле это даже предпочтительнее. Точно так же как лучше предупредить болезнь, чем потом лечить ее.

Согласно этой геории, не нужно ждать, когда неизлечимый клептоман что-то украдет. Лучше избавить общество от него заранее и не допустить преступления. В политической сфере этому соответствует понятие «эмбриональная организация». Друзья, разделяющие какие-то интересы, могут, например, собираться за чашкой чая, чтобы заняться совместными воспоминаниями. Но потом они начинают критиковать правительство, выражать свои чувства и рассказывать анекдоты про Советскую власть. Преступление как будто не совершено, но эта встреча указывает на существование антисоветских настроений, которые вполне способны породить настоящее преступление; от готовности совершить преступление

-233-

до самого преступления только один шаг, особенно в условиях реальной или воображаемой внешней опасности. Не будет ли лучше и благоразумнее оградить государство от таких криминальных элементов и избавить общество от возможных заговорщиков быстрыми действиями органов безопасности?

Так следует поступать о всеми потенциальными шпионами, террористами и контрреволюционными агитаторами. Для защиты государства во время кризиса совершенно нормально, справедливо и разумно, что органы безопасности подвергают аресту тысячи реальных политических преступников и противников режима и миллионы потенциальных преступников.

Практика социальной профилактики, таким образом, состоит не в том, чтобы выявлять и наказывать преступников, а в том чтобы обнаружить те группы населения, в которых господствуют политически опасные настроения и готовность совершить политические преступления. Эти преступления предотвращаются в три стадии.

Группы с враждебными государству настроениями выявляются с помощью «сексотов». Помимо этого действует система часто упоминаемых «объективных характеристик». Все население постоянно проверяется властями. Проверке подлежат социальное происхождение, прежнее место работы, семейные и дружеские связи, уровень образования и отношение к Партии. Это помогает зафиксировать «категории» (группы) населения, представляющие собой, согласно этой теории, благоприятную среду для вызревания враждебного отношения к советскому государству, или хотя бы зародыш такого настроения;

-234-

лучше всего изолировать и обезвредить такую группу целиком.

Менее ортодоксальный вариант этой теории объясняет, почему от чисток особенно пострадали ряды старых партийцев, особенно связанных с Коминтерном, и коммунистов с несоветским гражданством. Перемены в международной политике, в конце концов приведшие к пакту с Гитлером, еще не начались, но, конечно, уже обсуждались высшим руководством партии. Эти перемены неизбежно должны были столкнуться с сопротивлением упомянутых кругов и к усилению оппозиции. Поэтому было необходимо их ликвидировать  в целях социальной профилактики, подавить сопротивление в зародыше. Мы встречали заелюченных, которые предсказывали пакт  с Гитлером уже в 1938 году. Для этого, говорили они, достаточно посмотреть, кого теперь подвергают аресту.

После того, как была установлена потенциальная «преступность» определенной группы, начинались систематические аресты. Цель предварительного расследования и допроса не установить факт преступления и не найти соответственно доказательства совершения преступления, а только добыча дополнительной информации о группе, которая подвержена преступному умонастроению и стало быть может рассматриваться как благоприятная почва  для роста потенциальной оппозиции. Об этом говорит то, что два самых частых вопроса во время допроса были «кто вас завербовал» и «кого вы завербовали». На остальное содержание легенды заключенного никто не обращал особого внимания.  НКВД интересовали прежде всего люди и отношения между ними, а не то, что они говорили и делали.

Признание, таким образом, нужно было только для того, чтобы задним числом создать

-235-

легальное  оправдание ареста в согласии с буквой уголовного права. Для этого потенциальное преступление заключенного нужно было превратить в «реальное», что и делалось в «легенде», которую он должен был предъявить и обычно предъявлял.

Слово «оформление» выполняет характерную и очень важную роль в советской жизни. После того, как вы решили что-то сделать, вы должны найти правильный и законный способ для этого. Фабрика, например, нуждается в некотором количестве проволоки. Она есть в магазинах и на рынке, но ее нет на складах фабрики и заказывать ее у производителя бесполезно, потому что на поставку уйдут годы. Но фабрика не может купить ее в магазине, потому что магазин продает ее только частным лицам и в плановой экономике не имеет права продавать фабрике;  в любом случае фабрике грозит налог с оборота в размере сотен процентов на розничную цену. Но фабрике проволока нужна, у нее есть чем платить и она намерена купить товар. И тут возникает проблема «оформления», то есть поиска правильной и законной процедуры, маскирующей

-236-

покупку. Решение таких проблем – одна из главных забот множества людей в условиях экономики под полным контролем государства. Директора и главные бухгалтера, начальники плановых отделов и руководители профсоюзов тратят массу времени на решение подобных головоломок. И находят выход из положения. Рабочим платят деньги за фальшивые сверхурочные, а они на эти деньги покупают проволоку в магазинах. Все чисто и все довольны.

Так вот, признание и осуждение это только «оформление», обеспечение по видимости законных предлогов для политически необходимых действий. Представление, что его признание требуется для легального «оформления» и оправдания тех шагов государства, которые оно решило сделать, очень облегчает заключенному, во всяком случае если он типичный советский человек, необходимость подчиниться  Это также позволяет ему надеяться, что позднее, когда той группе, к которой он принадлежит, перестанут не доверять, он будет реабилитирован и сможет вернуться к нормальной жизни.

Освобождения на самом деле происходили без всяких юридических сложностей. Иногда заключенным предлагали отказаться от сделанных признаний, иногда не предлагали.  Всегда странно было видеть, как быстро и легко советский человек был готов все забыть и все простить. В главе о методах допроса мы интересовались, почему Советскому режиму казалось так важно оправдывать аресты признаниями и почему он не прибег к более откровенным и, вероятно, более честным методам Французской революции, посылавшей людей на гильотину просто на основании «закона о подозрительных лицах». Формальности должны были соблюдаться, и фикция государства, где действует закон, должна была настойчиво подтверждаться в глазах публики, собственной и зарубежной. Правовое сознание самого НКВД не позволяло ему открыто признать, что все его действия определялись принципом социальной профилактики. Эти действия требовали легализации.

Советская идеология безусловно признает правомочность революционного террора. Марксистская критика Парижской коммуны 1871 года объясняла ее неудачу тем, что она не прибегла к революционному террору. Ни один коммунист до сих пор не высказывал сожалений по поводу красного террора в первой фазе революции и во время гражданской войны. Но в нынешней фазе советского развития – фазе сталинской демократической конституции – красному террору

-237-

места не было.  А именно как красный террор и воспринималась бы практика социальной профилактики, если бы она признавалась открыто.

(6) Теория снежного кома

Мы уже объясняли, как каждый заключенный должен был изобличать других. И этот процесс нарастал как снежный ком, пока кандидатами на арест не оказывались буквально все поголовно. В камерах была популярна теория, объяснявшая масштабы чисток  простым автоматическим разбуханием системы доносительства. Сторонники этой теории  утверждали, что чистка поначалу не планировалась в таких широких масштабах, но приобрела массовый характер просто в ходе самогенерированной лавины доносов, охватывая все более широкие круги населения.

Возможно, что некоторые аресты производились действительно только в ходе разрастания «снежного кома», но нам эта теория кажется слишком поверхностной; она игнорирует мотивы чисток, не объясняя, почему от каждого заключенного требовалось обвинение других.  Количество требовавшихся обвинений, хотя и менялось по обстоятельствам, было определено заранее в каждом отдельном случае. История Сылакова (Sylakov) [эта история, кажется так и не расскана --АК]– поучительная иллюстрация к этому. Нам кажется, что эта теория путает симптом с болезнью, хотя и она содержат в себе некоторую долю правды.

(7) Теория «плана и встречного плана»

Вся экономическая и, разумеется, культурная жизнь Советского Союза регулируется государственным планированием. Важный элемент этой системы -- так называемый «встречный план». Правительство

-238-

составляет план и доводит его до сведения масс, а каждый работник или предприятие со своей стороны принимают сами определенные обязательства,  обещая выполнить больший объем работы, чем запрашивает план. Теоретически они делают это добровольно. Их предложение затем рассматривается «наверху» и план меняется на более амбициозный. Так личная инициатива отдельных добровольцев ведет к повышению плановой «нормы» для всех Такая практика оказалась очень эффективной в целях пропаганды.

Заключенные нередко высказывали предположение, что  чистки советского общества от врагов, как важный компонент советской жизни, планируются так же как производство стали, сев зерновых и работа симфонического оркестра. Именно игра верхушки НКВД и ее подчиненных  в «план» и «встречный план» привела дескать в тому, что чистки достигли такого размаха.  Мы однако не верим, что существовал какой-то общий план, определявший заранее число арестов. Но качество работы сотрудников НКВД в ходе «критики» и «самокритики» на производственных собраниях могло оцениваться в зависимости от того, сколько «врагов народа» он разоблачил, и особое рвение судебных следователей и их начальников несомненно влияло на размах репрессий. Несколько старших сотрудников НКВД, например, глава администрации НКВД в Полтаве это подтверждают. Потребность в рабочей силе для строительных и промышленных проектов действительно иногда требовала планирования арестов. Но мы не верим,

-239-

что в целом практика арестов испытала на себе влияние системы плана и «встречного плана». Эта теория кажется нам столь же поверхностной как и предыдущая. Она к тому же путает причину и следствие.

От некоторых арестованных сотрудников НКВД нам известно, что аресты планировались следующим образом. Документация НКВД охватывала практически все население, и каждый учтенный индивид был отнесен к определенной категории. В каждом городе была статистика бывших белых, членов оппозиционных партий, тех кто имел связи за рубежом и так далее. Все порочащие материалы, собранные «сексотами» и сообщенные заключенными в их признаниях, были занесены в картотеки и в каждой карточке указывалось, насколько индивид опасен на основании возбуждаемых им подозрений и изобличающих материалов. Поскольку эта статистика регулярно докладывалась руководству, в любой момент можно было начать чистку, прекрасно зная заранее число индивидов любой категории. Сотрудник, разоблачивший «пять врагов народа» и ранее мало подозревавшийся или не подозревавшийся совсем, мог рассчитывать на одобрение и продвижение по службе, особенно во время масштабных чисток и если его жертвы были высокопоставленными работниками.

(8)  Теория возмездия

Перед тем как обсуждать теории, содержащие серьезную критику советской системы, мы упомянем главным образом для полноты картины и для того чтобы позабавить читателя две очень странные теории – теорию возмездия и теорию солнечных пятен.

-240-

Нам также кажется, что они хорошо показывают, как много времени понадобилось советским гражданам, чтобы  усомниться  в честности и справедливости советского режима. Согласно теории возмездия каждый заключенный в советской тюрьме на самом деле  искупает какой-то свой грех.  Его арест – это его судьба, напоминание о совершенном грехе. Преступление, которое ему вменяется при аресте, конечно, не имеет ничего общего с этим грехом, но никто не может похвалиться полной невинностью и если покопается в своей совести, то поймет, в чем он на самом деле виноват. Эту теорию излагал наш сокамерник Иван Никифорович, сапожник по профессии. Его обвинили в шпионаже, потому что его брат жил в Польше. Он был глубоко убежден, что его арест был наказанием за «романтические приключения» его юности. Иван Никифорович был озабочен проблемой греха и его искупления, хотя Достоевского он не читал.

(9) Теория солнечных пятен

Еще одна теория объясняет «ежовщину» числом пятен на слонце. Самое пикантное было то, что ее проповедовал бывший президент международной лиги безбожников. Это был престарелый крестьянин Иван Наумович Дубовой, уже упоминавшийся ранее. Он был типичный представитель «старой гвардии», член партии с 1903 года, встречался с Лениным, был красным партизаном во время гражданской войны. Его сын занимал высокое положение в штате командующего Харьковским военным округом. Дубовой был добрым и честным человеком. В его атеизме был некоторый религиозный привкус, экзальтированное рвение неофита. Он не мог понять,

-241-

что происходит вокруг и в поисках объяснений натолкнулся на солнечные пятна, о которых прочитал в научно-популярном журнале. Типично для него было то, что покупая всякие мелочи в тюремной столовой, он потом всегда их раздавал тем, у кого совсем не было денег. Чтобы не унижать их подачкой, он всегда просил за это оказать ему какую-нибудь мелкую услугу: пришить пуговицу, например, так чтобы они чувствовали, что заслужили его подарки.

(10)  Теория евреев в пустыне

В книге Исхода рассказывается, как сыны израилевы, освобожденные Моисеем из египетского рабства, провели 40 лет в блужданиях, прежде чем им была явлена Земля обетованная. В Библии подробно рассказано, как израильтяне голодали и как они были готовы отказаться от поисков и даже вернуться в египетское ярмо.

40 лет понадобилось и нужно было целому поколению вымереть, чтобы Египет исчез из памяти евреев еще до того, как они достигли Земли обетованной.

К этой истории обращались многие из тех, кто обдумывал судьбу советских заключенных. Дореволюционная эра была для них как Египет для евреев – страна рабства. А Землей обетованной был социализм, бесклассовое общество. Сомнительно, что Земля обетованная, о которой мечтали евреи, была много лучше, чем Египет, и, может быть, Моисей, таская за собой евреев по пустыне 40 лет мудро рассчитывал, что только те, кто прошел через все эти лишения, сочтут место, куда он их приведет, той землей, о которой они мечтали.

Глубина этой аналогии особенно паражает, если принять во внимание, что из себя представляли заключенные всех категорий, как мы их представили в предыдущих главах.

-242-

Похоже было на то, что именно тем, кто знал прошлое и мечтал о Земле обетованной, о свободе, теперь запрещалось сравнивать  реальный Ханаан социализма и с благами царизма, и с собственной мечтой. Не был ли обреченный буржуазный внешний мир, где загнивающий капитализм неотвратимо двигался к саморазрушению, Египтом нашего времени? Его видели своими глазами иностранцы, бывшие военнопленные и те, кто мог путешествовать. И то, что они рассказывали о нем, само говорило об опасности его сравнения с нынешним реальным Ханааном, страной социализма, который официально считался построенным к концу Второй пятелетки. Мы не думаем, что в сознании коммунистических вождей все это формулировалось в виде ясных принципов. Мы не думаем, что была предпринята попытка систематического устранения тех, кто знал прежнюю жизнь и помнил первоначальные мотивы людей, хотевших покончить со старым миром и создать новый. Но мы допускаем, что подсознательно надобность в такой операции значительно повлияла на ход событий. Эта теория, между прочим, родилась в дискуссиях между историком, который раньше был священником, и иностранным ученым, приехавшим в Советский союз помогать строить социализм. До ареста этот самый ученый выражал своим русским коллегам удивление, что они как будто бы ведут интеллектуальные разговоры на совсем другом языке нежели он и

-243-

его друзья. Позднее он понял, что на разных языках говорили не он и русские, а русские, жившие за рубежом и русские же, но никогда там не бывавшие. Достойно сожаления было то, что Сталин принадлежал ко второй группе.

(11)  Теория мальчика для битья  

Теорию мальчика для битья излагал нам тоже священник. Он напомнил нам историю Ионы, брошенного в море не потому, что он был виновнее своих компаньонов, а потому, что на него выпал жребий.

По его мнению советская система принесла много страданий русскому народу. Он вспоминал два больших голода 1921 и 1933 гг, миллионы погибших  и страстную ненависть и желание отомстить, накопившиеся в душах людей  и искавшие для себя выхода. Правители могли держаться у власти, только предлагая народу козлов отпущения и гекатомбы жертв, на которых они могли бы выместить свою ярость. Главными жертвами чистки, говорил он, стали те, кто руководил страной во время голодных лет. Он напоминал, что «показательные» процессы следовали за большими провалами, например, за слишком поспешной индустриализацией и принудительной коллективизацией. Обвиняемые на этих процессах всегда признавались в том, что во всех этих случаях они сознательно старались нанести ущерб. Мы уже не раз указывали, что политические и экономические неудачи, бывшие очевидно результатом политики правительства, неизменно относились на счет исполнителей, уклонявшихся от линии партии. Так было с процессом «промпартии» в конце 20-х годов и после голода 1933 года. То же самое и с процессами над судебными следователями НКВД,

-244-

когда кончилась «ежовская» чистка, сопоставимая по числу жертв с природной катастрофой. Согласно этой теории, убийство Кирова было сигналом, что люди, пережившие голод 1933 года, считали его причиной не засуху, а жестокую реквизицияю урожая 1932 года и разные социальные и экономические меры правительства в связи с ней.  Чтобы смягчить возбужденную этим народную ненависть, правительство (или верховное руководство партии, поскольку нито из правительственного аппарата не выжил), принесло в жертву целый слой чиновников высшего и среднего уровня. Процессы

--206--

должны были показать, что «эксцессы» коллективизации, а стало быть и голод были в самом деле умышленными, но это было дело рук якобы могущественного фашистско-троцкистско-правоуклонистского блока, намеренного уничтожить советский народ. Недостаток этой теории, содержащей большую долю правды,  в том, что что она не объясняет массовый характер чистки и не охватывает другие вадные категории заключенных, как например имевшие связи с заграницей или бывшие землевладельцы.

(12)  Теория внутрипартийной борьбы 

Эту теорию поддерживали бывшие меньшевики, бухаринцы и троцкисты. Сталин оказался победителем во внутрипартийной борьбе после смерти Ленина. Своим успехом он обязан не тому, что поддерживал линию партийного большинства, а тому, что покончил с внутрипартийной демократией. Используя возможности руководителя партийной администрацией, он захватил контроль над всем аппаратом партии

-245-

и сумел с помощью интриг поставить на все ключевые позиции в партии своих друзей и сторонников. Он победил только потому, что ввел полицейский контроль над дискуссиями в партии. Также он обвинялся в том, что никакой собственной теоретическаой линии у него не было. Он заботился только об укреплении собственной  власти и власти своей клики, а она чисто оппортунистически кидалась из одной крайности в другую. Указывалось, что он ликвидировал уже несколько раз раньше оппозицию слева и справа, что не помешало ему проводить их политику как свою собтвенную; как в случае индустриализации и коллективизации, так и в случае разрешения свободного колхозного рынка.  Несмотря на все эти интриги, он все же не сумел привлечь на свою сторону партийную массу, не говоря уже о народных массах, совершивших революцию. После голода он осознал ненадежность своего положения в государстве и ему не оставалось ничего другого кроме как ликвидировать Советскую систему, оставив от нее одно название, и заменить ее тоталитарно-фашистским режимом. Для этого, разумеется, нужно было ликвидировать саму коммунистическую партию. Но формальная ее ликвидация была бы государственным переворотом и бросала бы вызов рабочему классу за рубежом, который дорожил «коммунизмом» как именем и символом. Поэтому он предпочел ликвидировать партийные кадры и заменять их новыми с помощью дисциплинированной и сплоченной организации,

-246-

состоявшей из людей, которых объединяли не идеи и убеждения, а только власть, которую он им предоставил. Перемены, происшедшие в Советском Союзе сравнивались с фазой Термидора во время Французской революции, и утверждалось, что возник новый правящий класс, использовавший бюрократический аппарат государства для эксплуатации народа беспрецедентным в истории образом.

Один из вариантов этой теории интерпретировал убийство Кирова как указание на то, что партийная молодежь безо всякой симпатии относилась к руководству.

Другие сторонники этой теории авторитетно уверяли что в 1934 году большинство ЦК требовало отставки Сталина. На его место секретаря партии (единственная его официальная должность) намечался Киров, и Киров был убит по указанию Сталина как раз в том момент, когда он должен был передать Кирову дела.

Сейчас, разумеется, невозможно проверить достоверность этих историй. Но теория борьбы за власть в партии безусловно верна в нескольких важных аспектах. Нет никаких сомнений, что советское государство коренным образом измениось под контролем Сталина, как изменилась и сама партия. В свете этой теории уже не вызывает удивления то, что в сознании советских людей укоренилось глубокое недоверие к искренности каких бы то ни было идеалистических убеждений. Она легко объясняет массовый характер контр-мер режима. Она вполне согласуется со множеством конкретных случаев. И ее главные положения можно на самом деле обнаружить, как мы увидим, во всех критических теориях, с которыми мы познакомимся в дальнейшем.

Однако эта теорияя в том виде, как мы ее представили, неоправданно преувеличивает значение личности Сталина. Его надо бы поместить в правильный фокус – на некотором

-247-

удалении. Иначе он оказывается единственным злодеем во всей этой истории. Но мы не верим, что Сталин, каким бы ловким интриганом он ни был, мог бы «обманом» «прокрасться» к власти, если бы его успех не обеспечили бы решающие социальные силы  (decisive social forces). Интересно заметить, что подобными интригами объясняют приход Гитлера к власти в Германии. Но история Германии, как до, так и после захвата власти Гитлером, ясно указывает на тех, кого он представлял. Те силы, которые в нем лишь воплотились в самом чистом виде. Нам кажется, что нужна более широкая теория, чтобы объяснить, какие силы позволили установить диктатуру, помогли ей удержаться и поддержали ее дальнейшее развитие. Теория внутрипартийной борьбы за власть в вульгарном и популярном виде известна как «фашистская» версия. С глазу на глаз люди шептали, что в партии есть только один фашист, но это Иосиф Виссарионович Сталин.

 

(13) Теория бонапартизма     

эта теория всего лишь вариация теории «внутрипартийной борьбы». Она подчереивает личные амбиции Сталина, его жажду славы, его поощрение национализма и патриотизма, хотя он сам был инородцем в стране, которую возглавил, точно так же, кстати, как Наполеон. Кое-кто, в особенности старые партийцы, упрощали картину, приписывая ему примитивные монархические амбиции. Широкая популярность этой теории показывает, насколько противоестественным казалось широким массам его положение на вершине власти.

-248-

(14)  Теория цезарианской мании преследования

Теория цезарианской мании преследования, обсуждавшаяся, конечно, только шопотом в местах заключения, показывает, насколько советская публика считала чистки исключительным явлением и политически немотивированными. Вспомнили, что когда непомерная власть концентрируется в руках одного человека, как например, римского императора, Ивана Грозного или Филиппа II (испанского), у самодержца часто обнаруживаются симптомы патологической мании преследования, вследствие чего он перестает доверять даже своим ближайшим сторонникам. Из-за этого они прибегают к самым невероятным мерам чтобы обеспечить собственную безопасность. Этим и объясняли тщательность и размах тех мер, которые применялись для безопасности Сталина и его ближайшего окружения. Меры для защиты советского правительства были намного внушительнее, чем меры по охране царского правительства и обычные для всякой другой диктатуры.  Возникали серьезные подозрения, не страдает ли Сталин цезаристской манией преследования. Допускалось также, что Ежов стал такой значительной фигурой, потому что ловко играл на том, что Сталин очень боялся покушения на свою жизнь. Постоянно «разоблачая» новые «заговоры» с целью устранить Сталина от власти, он демонстрировал бдительность и лойяльность своему хозяину и укреплял его власть над страной. У Ежова были не чисто личные амбиции, он колоссально увеличил власть НКВД, который фактически монопольно управлял страной.

Эта теория, конечно, достоверно отражает один аспект сложной фактурной комбинации.

-249-

Если она верна, то НКВД, контролируя всю страну, должен был бы чувствовать в полной

безопасности самого себя. Но, как мы показали в главе об организации НКВД, контроль над страной не означал, что сотрудники НКВДB лично никогда в безопасности не были. Контроль осуществляли не отдельные люди, работавшие в НКВД, но, так сказать, некий «абстрактный» НКВД. Анонимность власти – вот примечательная особенность советского государства. Это была тирания идеи, идеократия, естественный исторический наследник

теократии. Здесь мы приближаемся к одному из реальных и самых существенных свойств Советской системы.

(15)  Теория нео-абсолютизма

Эта теория по нашему мнению отличается глубиной и детальным знанием советских условий. Ее предложил профессор истории, о ком мы рассказывали в предыдущей главе.

Его анализ исходит из значительного сходства советского административного и экономического порядка с общественным строем великих азиатских империй античности и Средневековья. Он обратил внимание на то, что в древнем Египте времени Птолемеев не было частной собственности на средства производства. Средства производства принадлежали «бого-царю» и в меньшей мере храмам. Были полностью монополизированы произвоство зерна и внешняя торговля. Государство контролировало производство текстиля и масла. Все население, включая надсмотрщиков, чиновников и прочих были официально рабами государства, воплощенного в «бого-царе».

-250-

Только храмы и служившие в них жрецы по традиции пользовались особым положением.  Там существовала другая форма коллективной собственности.

Значительное сходство этого строя с советской системой позволило нам называть ее «птолемеевой», когда во время разговоров в камерах мы не хотели, чтобы посторонние узнали, что мы критически относимся к Советскому союзу. Если отвлечься от особой жестокости, с которой в глазах западно-европейцев обычно ассоциируется идея «азиатского деспотизма» и если не смотреть на эту систему, как это свойственно Западу, сверху вниз и вспомнить, что империя Гарун-аль-Рашида, например, тоже имела общественный строй того же рода, но при этом у нее историческая репутация особенно справедливого и хорошо организованного государства, то вовсе не покажется удивительным, что у советского государства обнаруживаются по крайней мере одно важное свойство азиатского деспотизма, который был нормальной формой государственной организации на протяжении большей части истории Востока.

Общее свойство азиатских деспотизмов и Советского государства и других современных тоталитарных систем (в разной, хотя и вполне заметной мере) это то, что основой власти правящей группы была собственность на средства производства, а контроль над ними она осуществляла через бюрократию. Не имеет значения на наш взгляд, кому принадлежит роль верховного контролера -- бого-царю, халифу как его представителю, или государству как воплощению общества. В наше время большинство привыкло считать, что власть реально покоится на собственности на средства производства и обмена. И поэтому остается незамечено, что в истории человечества это довольно редкое исключение и имело место на

-251-

небольших участках земной поверхности. Храмовые жрецы и местные партийные секретари, эмиры халифа и гауляйтеры, мандарины и управляющие, надсмотрщики ацтекских властителей и профсоюзные секретари – все они отправляли власть исключительно как чиновники (by virtue of office). Вне оффиса они были бессильны.

В таком государстве имеет место непрерывный конфликт между центральной властью и группами или классами, которые пользуются властью благодаря своему положению в чиновной иерархии. Также в состоянии постоянного конфликта находятся разные служебные ведомства. От хода этих конфликтов сильно зависит судьба государства. С одной стороны, центр пытается сохранить максимум власти за собой, а с другой стороны руководители ведомств хотят укрепить свои позиции, сделав занимаемые ими должности наследственными и превращая свой контроль над средствами производства, в первую очередь землей, в наследуемую собственность, или по крайней мере держать ее в аренде. Подобный антагонизм существует между разными уровнями государственной бюрократии.

Народ же, во всяком случае значительная его часть остается объектом кассовой борьбы, а не активным ее участником. Иными словами, он выполнял ту роль, которую Маркс отводил массам, в частности рабам в классовой борьбе между патрициями и плебеями в античном обществе: они обеспечивали фундамент, на котором шла борьба между партиями.

История феодальной Европы – классический пример борьбы между центральной властью, крупной и мелкой знатью. Земля  и связанная с ней власть первоначально, как в теории, так

-252-

и на практике, находились в аренде феодала, оставаясь в собственности центральной власти, которая всегда могла их отобрать. Но знать, как известно, скоро смогла успешно превратить свое право на контроль в наследственное право, а затем и превратило контроль в над землей в право собственности.  Только в конце Средневековья, когда выросли новая коммерческая экономика и городская буржуазия, центральная власть смогла, опираясь отчасти на крепнущую буржуазию и отчасти на нижние слои обедневшей знати, сломить сопротивление крупных феодальных землевладельцев и создать новую форму правления абсолютизм, который помог ей не только удержать власть, но и неожиданно увеличить ее еще больше.  Борьба, которую во Франции завершил Людовик XI, в Англии Генрих VIII, в Испании Филипп II и в России Иван повсюду сопровождалась жестоким насилием. Повсюду ее важной храктеристикой был союз центральной власти с самой низкой чернью. В России это была опричнина, во Франции воплощением этой диспозиции был Оливье – «министр-парикмахер»

Режим Сталина в борьбе за концентрацию власти  точно так же должен был столкнуться с сопротивлением высших кругов партии и государственной службы. Для этого сопротивления было несколько мотивов. Прежде всего в партии еще  сохранялись представители «старой гвардии», остатки идеологической оппозиции, и они не могли смириться с тем, что Советский союз приобретает структуру, не совместимую с революционными идеалами, за которые они боролись, и все больше отступает от идеалов социализма. Далее, среди этих старых большевиков, красных партизан и бывших

-253-

политзаключенных было много недостаточно квалифицированных и пригодных к ответственной аппаратной работе, но на основании своих прошлых заслуг они требовали себе высоких позиций и не давали ходу лучше подготовленному новому поколению. Но масштабы чистки в рядах ведущих групп советской интеллигенции, партийных аппаратчиков, офицеров и инженеров не объяснить одной идеологической оппозицией и уже неуместными претензиями «старой гвардии».

В 1937 году было очевидно, что огромное большинство арестованных партийных аппаратчиков, особенно высокого ранга, отнюдь не принадлежали к «старой гвардии» и ликвидации подверглись гораздо более широкие круги, чем было бы необходимо чтобы подавить сопротивление «старой гвардии» и идеологической оппозиции. Большинство арестованных аппаратчиков твердо держались линии партии. Как правило это были крупные или мелкие сатрапы, достигшие недавно сравнительного благополучия, не имея никаких социалистических убеждений. Было вполне естественно, что эти люди склонялись к возрождению традиций, характерных для привилегированных слоев дореволюционного общества, пресеченные в 1918 году. Эта тенденция подпитывалась тем, что нередко они брали себе в жены культивированных и привлекательных (smart and beautiful) женщин из «приличного» общества. Вокруг Кремля возникал «двор» и складывалось «высшее общество» -- в партии, в армии, в НКВД, на базе театра и кино, науки и техники. Появились школы по образцу старых кадетских, где воспитывалось молодое поколение, и создавались позиции, с которых оно могло начать успешную карьеру.

-254-

Несколько старомодный «плюшевый» стиль этого «модного» мира не должен вводить

наблюдателя в заблуждение. Образ жизни даже верхушки этого общества был весьма скромным по сравнению со стандартами мелкой и средней буржуазии за рубежом, и показался бы спартанским иностранцу. Но по сравнению с уровнем жизни рядового советского человека он выглядел как немыслимая роскошь.

Демонстрация исключительности этого общества не имеет аналога в капиталистических странах. «Приличное общество» не было отделено от остального народа, так сказать, границей, выше которой была возможна некоторая социальная свобода. Вместо этого общество оказалось разделено на концентрические круги, и находящиеся в каждом из них все более настойчиво отделяли себя от тех, кто находился в более низком кругу. 

Эта социальная стратификация, отраженная в мелких деталях повседневной жизни, лучше всего заметна в практике санаториев и домов отдыха Кавказского побережья, где высокие, более высокие и высшие должностные лица проводят свои отпуска. Наблюдатель, зараженный эгалитаризмом в условиях плутократического Запада (with the gross plutocratic egalitarianism, что не совсем понятно сказано –АК) будет просто поражен этой жесткой стратификацией. Ненависть нижних чинов к своим начальником, вполне наблюдаемая и в местах заключения, трудно себе представить тому, кто не знаком с жесткостью социального разделения и супутствующих этому материальных условий жизни.  Столь же велика, естественно, ненависть широких масс к чиновникам, и она нарастает; в особенности потому, что годами прокламируется равенство всех людей и утверждается, что

-255-

главную роль в обществе играют рабочие и крестьяне. Тот факт, что новые господа все пролетарского происхождения, плоть от плоти трудящегося народа, придает всякому неравенству совершенно неестественный и неоправданный характер, за исключением, конечно, тех случаев когда люди занимают высокое положение благодаря образованности или особым достижениям.

Рядом с возникающим «высшим обществом» в столице появились и провинциальные сатрапии, столпами которых были партийные секретари и высшие чиновники областных и республиканских комитетов партии. Украинские газеты начали было называть Постышева, секретаря УКП кстати, весьма популярного, особенно среди школьников, «вождем украинского народа», но неожиданно это прославление прекратилось; понятие «вождь» было закреплено исключительно за Сталиным.

Класс чиновников, таким оразом, стал искать способ обезопасить свои позиии, в чем всегда нуждается господствующий слой; нетрудно себе представить, что  центральная власть, наоборот, этого не хотела. Подавляя этот класс, Сталин мог опереться не только на массу молодых партийцев, для которых, между прочим, это открывало неожиданные карьерные возможности, но также на широкие народные массы, которые всегда рады наблюдать падение тех, кто живет в роскоши, особенно если это их же высоко взлетевшие товарищи.  В речи 1936 года Сталин открыто изложил  теорию тесной связи между правителем и массами (кстати, основной прицип абсолютизма), напомнив

-256-

миф об Антее, который потерял силу, когда был оторван от земли. Партия, говорил Сталин, и осоенно ее вожди никогда не должны терять связь с народом. Непрерывные приемы в Кремле для стахановцев, простых рабочих и крестьян, добившихся высоких результатов в труде, тоже должны были демонстрировать тесную связь правительства с народом. Сталин регулярно участвовал в этих приемах вместе с другими руководителями партии и правительства, и о них всегда громогласно сообщала пресса. Мы встречали в тюрьме некоторых таких «героев на час», и они нам рассказывали об этих приемах, о том, какие яства там подавали к столу и как гости часто grew very merry.  Сталин, чей образ жизни по контрасту с его непосредственным окружением оставался очень скромным, кстати, всегда был очень общителен и дружелюбен.        

Теория нео-абсолютизма видит в событиях ежовского времени революцию низов партии против ее верхушки. Центральная власть в лице Сталина и его ближайшего окружения, опираясь на нижние ряды партии и на народные массы, сохранила свои позиции.  По нашему мнению в этой теории много правды. Ее большое достоинство в том, что она правильно отражает пассивную роль народа и в особенности правильно называет главные действующие силы : с одной стороны высшее руководство, пытающееся сохранить власть, а с другой стороны класс чиновников, пытающийся добиться привилегий и сохранить свои должности на постоянной основе,

-257-

не опасаясь смещений в условиях постоянной ротации, -- иными словами превратиться в настоящий общественный класс.

То, что происходило после Ежова, богато фактами, подтверждающими эту теорию. Никаких местных «вождей» вроде Постышева на Украине уже больше не появлялось. Полномочия дюжины главных народных комиссаров, в чьих руках до этого концентрировалась вся власть, были разделены, и появился Совет министров с сотней министерских постов. В результате возникла аморфная административная структура, не имеющее аналогов в современных государствах. Нечто подобное можно заметить и в партийном аппарате: в ЦК партии разные функции закреплялись за мелкими отделениями. Такая степень концентрации власти как раньше стала совершенно невозможна.

Но слабость этой теории на наш взгляд в том, что кроме этих не слишком радикальных перемен в государственной администрации, мы не видим в ежовском периоде характеристик настоящей революции, а именно радикального изменения социальной структуры. Фаза, предшествовавшая «ежовщине», имела эти характеристики. Она установила жесткую новую систему власти, привилегий и контроля на месте упраздненной власти и прежних отношений собственности. Но в период Ежова не произошло никаких дальнейших изменений в структуре государства. Изменился лишь персонал на существовавших должностных позициях, хотя эти замены были сами по себе, пожалуй, весьма значительны. Просто одни сатрапы заменили других на старых постах. Интересы новых людей оставались те же самые. Они были обречены с самого сначала бороться за то же самое –

-258-

за укрепление своей власти. Этот недостаток теории нео-абсолютизма преодолевается в теории «социального замещения» (social supply) [Этот термин напрямую перевести на русский. Из дальнейшего ясно, что имеется в виду непрерывная кадровая ротация, но нормальное значение слова supply (снабжение, поставки, предложение на рынке), или слова «конвейер» лишь по отдаленной ассоциации отражают смысл (и то не весь) этой фактуры (явления процесса, механизма) -- АК]

(16) Теория социального замещения

Эта теория известна также как теория конвейера или в более игривом варианте как теория of the grove of Aricia. Она родилась в наших тюремных разговорах.

Sir J. G. Frazer в «Золотой ветви» придает большое значение одному обычаю древнеримских времен. В роще-святилище богини Дианы (Diana Nemorensis) вблизи Арисии претендент (обычно беглый раб) мог занять позицию жреца, только убив своего предшественника. Занимавший эту позицию оказывался в незавидном положении; ему недолго доводилось ее занимать. Но как бы ни был короток отведенный жрецу срок, никогда не было недостатка в претендентах.

В последнем разделе мы обратили внимание на то, что в большевистском государстве в 30-е годы в руках чиновников оказался полный контроль над средствами производства, которые не ыли их собственностью.  Это перекликается с идеями Бернхэма, считавшего, что в последние десятилетия появляется новый класс «менеджеров» не только в Советском союзе, но и в фашистских диктатурах Европы и даже в сдвигавшейся к плановой экономике Британии. Класс «менеджеров» контролирует средства производства, не будучи их собственником; «менеджер» контролирует их по своему положению в должности. Адекватной этому классовому господству (rule) политической сферой будет несомненно бюрократическое государство, и это хорошо видно во

-259-

всех упоминавшихся системах; таково было и большевистское государство -- в полной мере, хотя и не в средневековых формах.  Мы не будем сейчас обсуждать правильность исключительно интересной общей теории Бернхэма, но попробуем приложить ее к русскому коммунизму, связав ее с теорией, которую мы только что представили, и развить ее в нескольких направлениях.

Прежде всего, понятие «менеджер» кажется непригодным в случае русского коммунизма. Оно предполагает некоторое техническое знание, умственный уровень и мастерство  -- ничего этого нет в случае русского коммунизма. Некоторое развитие в этом направлении намечалось. Но любой университетский преподаватель быстро различает среди студентов тех, кто сделает успешную советскую карьеру. Это «политические активисты», производящие много шума на собраниях «критики и самокритики» и обнаружившие больше вкуса к «общественной работе», чем жажды знаний и технического умения.

Пусть нас поймут правильно. В бурные годы революции и годы первой пятилетки можно было встретить увлеченных молодых студентов, соединявших благородное стремление к знанию со столь же благородным горячим желанием построить социализм. Эти молодые люди творили чудеса в самых трудных условиях, и многие потом заняли важное положение в техническом руководстве.  Но мы говорим здесь не о них. Позднее в ходе чистки многие из них оказались в заключении; они оказальись жертвами глубокого недоверия к идеалистическим побуждениям, о чем мы уже не раз говорили.

-260-

На смену этой партийной аристократии пришел другой тип: парторги. Этот персонаж – и не только в Советском союзе – скорее генералист-чиновник, чем образованный технолог. Этой тенденции благоприятствовали особые условия в советских университетах, хотя это ни в коем случае не было большинство студентов. Но из рядов технической интеллигенции рекрутировались кадры на позиции реальной власти, а из рядов этих партийных администраторов, которые отличались от технической интеллигенции уже на очень ранней стадии своей карьеры. Техническая интеллигенция полностью им подчинена. На верхних позициях, конечно, можно найти техников и инженеров, но они попадают наверх не благодаря своей технической квалификации, но благодаря своему положению в партии.

И все же наверху обнаруживается все большая нужда в научной и технической квалификации, по меньшей мере номинальной, что открывает для ученых большие ваозможности – теперь и в будущем. Некоторые ученые старшего поколения получили важные политические позиции как члены местных советов или даже Верховного совета, независимо от их политических взглядов в прошлом, а иногда имели как будто бы большое влияние благодаря своему положению в Академии наук, но это не должно нас вводить в заблуждение. В действительности они были марионетками; все их действия и высказывания контролировали и корректировали гораздо менее квалифицированныве «заместители директоров» или «секретари», приставленные к ним партией или НКВД.

Далее, как мы видели в предыдущем разделе, хотя это современное, бюрократическое,

-261-

тоталитарное государство приняло догму революционного социализма, оно, неведомо для себя, практикует отношения власти, очень похожие на отношения, имевшие место в восточном бюрократически контролируемом деспотизме, модифицированные в условиях современного способа пароизводства и методов управления массами; место «бого-царя» заняла абстрактная идея государства, которое было формально провозглашено всемогущим, вопреки доктрине Маркса-Ленина об «отмирания государства» в социалистическом обществе. 

Одна из главных характеристик правящего класса это продленность и наследственность власти. И вот этого как раз мы не обнаруживаем у советских чиновников. Мы обращали внимание на усилия этой группы превратиться в настоящий класс через монополию на образование, через непотизм и другими способами. Это задало импульс развитию всей советской системы. Но мы также обратили внимание на силы, пытавшиеся помешать этому.

Это были нижние ряды партийной интеллигенции и сами массы. И как мы видели, их поддержали абсолютистские боссы государства.

Во всех бюрократических обществах прошлого, где власть была прерогативой должности, те, кто занимали должностное положение, должны были бороться с деспотической [верховной] властью (power), чтобы получить неотчуждаемый статус аристократии и превратить свое должностное положение из временного в постоянное. Этого можно было добиться косвенно в рамках феодализма (via the indirect routes of feudalism) и с помощью финансовой силы (power). Абсолютизм, основанный на союзе главы государства и нижних слоев общества, не мог гарантированно остановить возникновение такого реального классового господства (rule). Но из истории известно много примеров такого

-262-

бюрократического правления, когда определенные практики, если не блокировали полностью развитие по феодальной схеме, то все-таки затрудняли его и контролировали, сохраняя собственную особую структуру. Очень эффективным средством было, например, безбрачие клира, очень существенное для идеи  civitas Dei, так характерной для Средневековья. Считается, что со временем эта схема утратила эффективность, когда на высшие позиции в церкви стали регулярно назначаться младшие сыновья родовитых семей. Но нам кажется, что сама эта идея вдохновлялась не духом христианского аскетизма, а именно желанием сохранить бюрократически-персонализированный характер светской власти Церкви, чтобы избавить лордов Церкви от соблазна утвердить себя в роли наследственного класса.

Китайский император, как хорошо известно, несколько тысяч лет выбирал высших чиновников трехкратным экзаменом, который могли сдавать все достаточно изобретактельные и способные. Кто его проходил, назначался на высокую должность. Китайская литература полна рассказами о бедных учениках скромного происхождения, которые готовятся к государственному экзамену, преодолевая все мыслимые трудности. Такой школяр-герой в Китае столь же частый персонаж как воин-герой на Западе. Для сдачи экзамена в Китае не требовалось знания администрации, но требовалось детальное знание классики, а иначе говоря, требовался высокий культурный уровень. С помощью экзаменов государство мандаринов защищалось от высших чиновников, в чьих руках была сосредоточена вся власть, мешая им сложиться в солидарный феодальный правящий класс. В конце концов, конечно, возникновение настоящей аристократии

-263-

в результате монополии на образование было неизбежно. Но многие с толетия государственные экзамены помогали эффективно  сдерживать эксплуататорские амбиции правящего класса и заодно постоянно питать его свежей кровью.

Советское общество, где власть оказалась в руках чиновничества, выдвинутого массами, столкнулось в 30-годы с той же проблемой. Чисто идеологические обязательства и поначалу весьма скромный потолок зарплаты, положенной членам партии, от которых ожидались еще дополнительные усилия без привилегированных компенсаций, оказались совершенно неадекватны. Новая каста чиновников делала все, чтобы воспользоваться материальными преимуществами, которые ей давал контроль над социалистической собственностью. Эта каста в первом поколении еще не имела возможности превратиться в правящий класс. Она также находилась под давлением снизу; нижний слой партии завидовал ее привилегиям. Центральная власть ясно это видела, почувствовала угрозу cобственной безопасности в возникновении новой касты мандаринов, и казалось очевидным, что этих людей следовало ликвидировать.

Это была блестящая стратегия. Бюрократическая структура государства сохранялась нетронутой. Преемники смещенных и арестованных автоматически получали привилегии, связанные с занятием должности; они въезжали в их квартиры и получали в распоряжение их имущество (staffs). Перед армией мелких служащих открывались возможности быстрого продвижения наверх, на что иначе ушли бы десятилетия. Конечно, принадлежность к правящей касте была связана с огромным риском.

-264-

Массы это чувствовали. Никто не завидывал жизни мандаринов, державших на готове два чемоданчика (один дома и один на работе) с одеялом, провизией и другими вещами на случай ареста.  Конечно, не все было точно так же в этой процедуре как в святилище Дианы Nemorensis. В Арисии каждый новый жрец должен был убить предшественника собственноручно. А судьбу советского чиновника решал НКВД. Тем не менее его провиденциальные действия можно было ускорить, проявив бдительность и сообщив куда следует об опасности того или иного персонажа либо письмом, либо на собраниях, где в порядке «классовой бдительности» и «критики» всегда кто-то подвергался «проработке». Эта практика  поощрялось.

Капиталистическое общество XIX века и соответствующая ему демократическая форма управления (government) предлагали другие стимулы и возможности вертикальной  социальной мобильности (advancement). Индивид мог прнобщиться к власти (power),  либо обогащаясь, либо удовлетворяя свои амбиции в другой сфере деятельности, заняв авторитетную позицию (position of authority) на выборах. Правда, что глубокий кризис капитализма сильно уменьшил возможности широких масс использовать обогащение для продвижения наверх.  Но после кризиса перед теми, кто выжил в конкурентной борьбе, открывались еще более широкие возможности. На самом деле экономические последствия кризиса были параллельны результатам того, что мы описали как «механизм социального замещения» (the social supply) в советском бюрократическом государстве. После каждого кризиса часть предпринимателей разоряется, освобождая место для продвижения наверх новых людей. Так правящий класс обновляется, оставляя неизменной социальную структуру общества

-265-

и не влияя на классовые отношения. Кризисы капитализма к тому же цикличны. Преодоление каждого кризиса открывает новое пространство для экспансии, и за кризисом следует очередной период спокойного восстановления экономики. Периодическое «замещение» кадров в Советском союзе аналогично этому механизму. Бюрократическое государство, несмотря на социалистическую идеологию, не предусматривает «естественного» способа удовлетворить стремление  индивида продвинуться наверх и получить больше участия во власти за свои личные достижения. Путь к влиянию в политической сфере, то есть участие в конкуренции за власть на выборах тоже блокирован. Вместо него открыт путь «общественной активности», «критики вышестоящих». Индивид демонстрирует политические амбиции, участвуя в борьбе за служебное положение и прежде всего приобретая образование и специальную квалификацию как средство продвижения наверх. Преимущества, которые имеет в Советском союзе партийная интеллигенция, приводят к ожесточенной конкуренции в интеллектуальных профессиях. Попасть в университет или научно-технический институт – значит более или менее гарантировать себе карьеру. Советский союз очень гордится тем, что так нуждается в работниках умственного труда. Сравнительная доступность этих профессий, возможность продвижения наверх, связанная с образованием помогали в 30-е годы массам мириться с исключительной скудостью советского образа жизни. [1]

Хотя большинство жертв чисток ни в коем случае не были представителями интеллигенции, относительно ее доли в населении страны она пострадала больше всех.

[1] Эта ситуация позднее изменилась Незадолго до войнв правительство перестало платить степендию студентам и ввело плату за обучение в ВУЗах, техникумах и даже плной средней1 школе. Это, конечно, позволяло получать образование только детям из состоятельных семей.

-266-

Чистки освобождали  пространство. В других странах работники умственного труда имеются в избытке. В России многие доктора, техники, администраторы, то есть люди поднявшиеся над массой неквалифицированных рабочих  оказались в трудовых лагерях вместе с массой представителей ручного труда в огромной армии принудительной рабочей силы. Сравнение с конвейером, популярное у всех заключенных, в этом контексте вполне оправдано. Это – социальный конвейер. Индивид поднимаетсяч со дна и затем опускается туда обратно. И таким образом ему не позволяют обеспечить себе и своей семье надежное существование, что есть одна из важнейших характеристик принадлежности к правящему классу.

Механизм «замещения» в советском государстве выполняет ту же роль, что регенеративный механизм капиталистическипх кризисов и капиталистической конкуренции, и в то же время поддерживает постоянное персональное обновление правящей касты, за исключением только самой ее вершины. Социальная ненависть тех, кто внизу, к тем, кто наверху, рессентимент тех, кого эсплуатируют к эксплуататорам особенно опасны, когда разница в положении связана с хорошо видными и ощутимыми благами. В Советском союзе этого не было. Пока рабтает механизм «замешения», никакое постоянное по составу классовое образование, аналогичное знати или буржуазии, руководящим феодальным или капиталистическим государством, ваозникнуть не может. Малочисленную постоянную группу, отправляющую верховнукю власть, сравнительно легко защитить, в частности потому, что непрерывные перемены в в более низких эшелонах власти ослабляют их и не позволяют им бросить вызов вышестоящим эшелонам.

-267-

Было бы конечно наивно думать, что Сталин, сидя в своей берлоге, тщательно продумывает эту коварную макиавеллистскую стратегию, чтобы обеспечить стабильносмть своему режиму. Очень разные политические, личные и психологические мотивы, может быть, были непосредстваенными причинами каждой волны «замещения». Но по нашему мнению есть социальные причины появления такого кризиса «замещения» в бюрократическом государстве. Более того, это явление принципиально важно для такого государства, и этим объясняется размах чисток. Нам кажется, что только так можно объяснить странную анонимность системы, то есть ваозникновение постоянного правящего класса как идеи, а не как определенного контингента конкретных людей, о чем свидетельствует, например, тот факт, что НКВД как инструмент этой стратегии сам не был застрахован от чисток.

И стало быть, мы не считаем, что происходивашее в Советском союзе во время Ежова представляет собой что-то особое  и небывалое в истории. Наоборот, это был лишь гротескный вариант того, что всегда происходит в бюрократическом государстве. Со времени ежовской чистки прошло уже много времени, и другой чистки таких же масшабов с тех пор не было, но каждый советский гражданин, чем бы он ни занимался, инстинкетивно считается с возможностью повторения чего-то похожего в будущем. В то же время вполне возможно, что механизм «замещения», имевший во время Ежова такую концентрированную и катастрофическую форму, в дальнейшем будет регулярно повторяться в более спокойном виде. Но, конечно, могущественный слой кадров, занимающих теперь властные позиции, окажет этому серьезное сопротивление. Во всех известных нам государствах эта сила в конце концов всегда одерживала верх.

-268-

Многие чиновники, назначенные на свои посты во времена Ежова, все еще их занимают. Это может объясняться тем, что чистка в таких масштабах как в 1936-1938 гг оказалась очень опасным предприятием и нанесла почти непоправимый ущерб политическому, военному, техническому и научному потенциалу общества. С другой стороны, может быть, война и последукющая территориальная экспансия Советского союза открыли новые возможности для тех, кто давил на аппарат снизу – военная сфера, реконструкция и включение обширных новых районов в советскую систему. Но со времен Ежова произошло и многое другое. Новобранцы правящей касты укрепились на своих позициях лучше, чем их предшественники.

Есть указания на то, что советское правительство сознательно старается избежать ужасов еще одной всеобщей чистки. Отмена смертной казни, демонстративно мягкие приговоры тем, кто выступал с публичной критикой и многое другое указывает на то, что механизм замещения кадров стал более мягким, более упорядоченным – более «культурным» в советских терминах. Но сам механизм продолжает работать, продолжаются смещения и увольнения, «прочистки» («siftings») и исключения из партии, аресты и депортации. Принудительная рабочая сила растет из разных источников – действительные и ваоображаемые коллаборанты, ненадежные люди, недовольные сегменты завоеванных и ассимилированных наций, те кто был в немецком плену, русские, которым пришлосмь работать на немцев. Несмотря на то, что во время войны были весьма значительны потери населения.

-269-

противоборство правящей группы чиновников, стремящейся превратиться в несменяемых

мандаринов то есть в аристократию, с нижним слоем партийной массы, устремленной наверх, при участии верховной власти, использующей эту борьбу, чтобы сохзранить собственное положение, продолжаентся, и исход ее далеко не предопределен. Механизм «замещения» может работать сравнительно спокойно долгое время. Но нельзя исключить возможность острой вспышки насилия, особенно если будут исчерпаны возможносми внешней экспансии, или возникнут трудности в освоении вновь покоренных территорий, находящихся еще в стадии «Новой Экеномической Политики», или если попадут под чуждое влияние в результате контакта армии [оккупационные войска -- АК] с не-советскими культурными зонами. Большое значение может иметь опасность войны. Она сыграла очень большую роль в развязывании ежовской чистки.

Чем бы ни кончилоь дело, нам казалось здесь важным показать, что именно благодаря этому странному механизму «замещения» советское бюрократическое государство оказывается логичной, стабильной и связной системой, а также обнаружить, какие силы обеспечивают ее развитие.

(17) «Азиатская» теория

И наконец обратим внимание на очень распространенную теорию. Она существует в самых разнообразных формах и излагается со множеством вариаций. Для краткости назовем ее «азиатской». Она обычна в России, особенно среди иностранцев, и часто встречается заграницей. Согласно этой теории Россия принадлежит Азии. В результате многовекового татарского ига, варварскомго боярского правления и неограниченной власти самодержавного царя Россия никогда не знала политической свободы.

-270-

Поэтому современный социализм, продукт европейской мысли, после победы в России не привел к политической свободе, но приобрел насильственные и варварские, то есть азиатские формы, адекватные не самому социализму, а русскому национальному характеру.  Интересно, что с этой теорией согласны как британские консерваторы, так и британские коммунисты. Замечание Черчиля, что граница между Европой и Азией проходит по Эльбе, вполне в этом духе. Так же думают, хотя и не всегда в этом открыто признаются, все

искренне убежденные коммуниссты  и поклонники советской системы за пределами Советского союза от простых трудящихсяя до ученых мужей и выдающихся общественных фигур. «Ах, если бы коммунизм победил во всем мире», -- так думают эти люди, -- «или хотя бы во всей Европе, если бы центр коммунистической зоны, протянувшейся от от Камчатки до Гибралтара и от Кантона до Дублина, переместился бы в Париж и Лондон, все ошибки и извращения, связанные с русским характером коммунизма, исчезли бы; тогда мы сами смогли бы реализовать свою идею и построить западный, действительно демократический коммунизм, естественно избавленный от всех тоталитарных характеристик»  Вариант этой теории существует и в самой России. Его особенно любят некоторые русские интеллектуалы старого образца. Они напоминают, что Сталин не настоящий русский, а дикий кавказец и насмехаются над его грузинским акцентом. Брутальность большевистской системы вообще и чисток в частности приписывается особенностям зарактера той нации, из которой

-271-

происходит Сталин. На самом деле грузины мягкий и деликатный народ и к тому же принадлежат к гораздо более древней культурной традиции, чем многие европейские нации, включая Россию. И сами открещиваются от Сталина, считая его северо-осетинским горцем или даже приписывая ему татарское происхождение. Чтобы проверить предположения «азиатской» теории, взглянем внимательнее на некоторые исторические и географические мифы. Нет никакого сомнения, что великие азиатские империи были колыбелью всей западной цивилизации. Как в таком случае мы должны относиться к противопоставлению азиатского варварства и европейской цивилизованности? Это – странный миф. Он восходит к Геродоту. Это тем более примечательно, что реальным источником классической цивилизации был не столько греческий полуостров, сколько маленькие ионические  города-государства Малой Азии, чье экономическое процветание и культурное богатство обеспечил сюзеренитет Персидской империи. Провинциальное самодовольство греческого полиса и враждебность мелких городов к великой централизованной Персидской империи породили «азиатский миф», содержавший, конечно, какую-то долю правды. Но вообще он был выражением враждебности городской демократии и индивидуализма к крупномасштабной централизованной администрации азиатских деспотов. В конфликте греческих демократических городов-государств и деспотической азиатской империи дикость и жестокость были характерны ни в коем случае для империи, но именно для городов, особенно управляемых тиранами, так часто порождаемых демократиями. Тем не менее азиатский миф

-272-

прочно укрепился в античной классике, оживился в эпоху Возрождения, оттуда попал в наши школьные учебники и сохранился до наших дней.

Другая частица правды в «азиатской» теории обнаруживается, если мы вспомним сопоставление коммунистического бюрократического государства и азиатских деспотий. Но это подобие касалось контроля над средствами производства, то есть социальной, а не географической фактуры и было бы уместно также в тех случаях, если бы коммунистическое бюрократическое государство возникло бы в западной Европе или в Америке. Древние американские цивилизации в Перу и Мексике имели те же характеристики.

Миф о татарском иге укоренился даже больше, чем азиатский миф. Монгольское нашествие в начале XIII века несомненно принесло народу много страданий и оставило после себя страшную память как всякие военные действия. Но разорения и страдания, причиненные монголами, не были страшнее, а на самом деле были едва ли сравнимы с ущербом, который представители западной цивилизаци нанесли Византии примерно в то же время, пытаясь построить латинскую империю. Это был самый мрачный период в истории Византийской цивилизации. Даже патриотически настроенные современные русские историки не могут отрицать, что в столкновении двух культур татарская была более развитой. Татарское правление было безусловно более мягким и терпимым. Оно ограничило региональные феодальные конфликты, ввело централизованную систему, благоприятную для торговли на завоеванных территориях, что значительно перекрывало потери от введенных татарами налогов в пользу хана. Более того, татарские правители совершенно не вмешивалиссь во внутренние дела покоренных областей,

-273-

ограничиваясь сбором дани и налогов. Своих представителей татарский режим держал только в немногих городах, а последние 100 лет татарский сюзеренитет был совершенно формальным.  Обитатели территорий под татарским игом пользовались полной политической и религиозной свободой.

Имеют широкое хождение также ложные и неточные представления о царях. Следует различать российский царизм до и после Французской революции. Первый, если отвлечься от его неспособности навести порядок, мало отличался в отношении репрессивности и жестокости от современных ему режимов в европейских странах. Кровавая Мэри или Филипп II вполне сопоставимы с Иваном Грозным, а Фридрих Вильгельм прусский с Петром великом. Варфоломеевская ночь, Стокгольмская резня и инквизиция не имеют подобий в русской истории. Сожжение ведьм совершенно не известно в России. А обширная зона еврейских поселений в Восточной Европе возникла потому, что евреи были изгнаны из Европы и нашли убежище в Польше и России.

Европейские историки сравнивали царизм XIX-XX века с европейским либерализмом того же времени. Сравнительная экономическая отсталость России и отсутствие сильной буржуазии объяснялись долгим сохранением пережитков феодализма. Крепостное право было отменено только в 1861 году, хотя, между прочим, всего на 2 года позднее, чем в Пруссии. Парламентарная форма правления возникла только после поражения революции 1905 года.  В XIX и XX веке российский царизм правил, конечно, слишком строго по либеральным меркам того времени,

-274-

но, вообще говоря, в стравнении с режимом, типичным сейчас для большинства европейских стран, он выглядит даже очень мягким. Политические свободы были ограничены, но в целом царская Россия XIX века управлялась по закону. Были, конечно, многочисленные злоупотребления и реакционные тенденции; знать сохраняла значительные привилегии; евреев держали в черте оседлости и подвергали погромам, вдохновлявшимся реакционными политиками (первый погром, кстати, имел место в 80-е годы); мелкое чиновничество было коррумпировано и много чего еще. Но при этом существовала широко читавшаяся оппозиционная пресса, несколько оппозиционных партий, представлявших разные убеждения, и влиятельная критическая литература. У людей была свобода передвижения, выбора занятия, религиозная свобода, право на защиту в суде, право бастовать, и все национальности имели равные права, за исключением упомянутых ограничений для евреев. Цензура теоретически существовала, но стала в основном чистой формальностью, и ее легко можно было избежать. Борьба за буржуазно-демократическую свободу в европейском либеральном духе велась весь  XIX век. Это значит, что русские были вполне осведомлены о политической свободе, и утверждения, будто русские были культурно и политически отсталым народом очень далеки от реальности.

Циркулирует много причудливых и совершенно фантастических идей насчет связи особого характера большевистского государства и русского национального характера. Так много написано о глубине русской души и мистическом характре русского народа и о родстве

-275-

всего этого с большевизмом, что попросту невозможно обсуждать все вариации теории, которая связывает большевизм то с особой мягкостью русского характера, то с его особой жестокостью; иногда большевистскую систему связывают с мессианизмом русской души, а иногда с ее крайним рационализмом. На это можно сказать только одно: попытки объяснить большевистское бюрократическое государство русским национальным характером абсолютно несостоятельны. Все что можно сказать о русском национальном

характере в его отношении к режиму, так это то, что он обнаруживает известную наклонность к анархизму.

Мы вполне сознаем, насколько поверхностны эти обобщения по поводу русского характера.

Поэтому мы советуем отнестись осторожно и не слишком серьезно к тому, что последует дальше. Так вот, можно сказать, что русские относятся с глубоким недоверием к любому правительству и не питают к нему уважения. Они видят в нем прежде всего что-то чуждое, что-то такое, что вмешивается в их частную жизнь. С этим комбинируется недостаток любви к порядку и слабая готовность к длительному и напряженному усилию , что отчасти компенсируется исключительной способностью мобилизоваться в условиях кризиса, когда русские поистине могут творить чудеса.

Последний довод «азиатской» теории – это представление о русском народе как политически отсталом и незрелом. То, что мы сказали о знакомстве русских с идеями свободы в условиях царизма в XIX-XX веке, относится, конечно, к интеллектуалам и некоторым группам образованных рабочих. Разумеется, эти люди составляли небольшую часть населения, а огромная масса народа оставалась в политической летаргии и на низком уровне образования и цивилизованности.

-276-

Но со времени Февральской революции 1917 года произошли колоссальные изменения. Революция и еще больше гражданская война вывели народ из летаргии и сделали его политически грамотным. Возрастающее политическое давление в последних фазах большевисткого правления фактически способствовали политическому созреванию масс. Хотя они лишены возможности изъявить свою политическую волю, они вполне видят связь между политическаими мерами правительства и их социальными и экономическими последствиями. Каждый советский гражданин знает, что можно и чего нельзя говорить в данный мемент, чтобы не впасть в противоречие с постоянно меняющейся линией партии. Это само по себе существенно помогло политической зрелости  российских народных масс, хотя этого эффекта никто не ожидал. Одновременно с этим, так сказать, принудительным политическим воспитанием поднимался культурный и образовательный уровень народа. Это видно, например, из отношения народа к науке. Рост политической и культурной зрелости, вопреки всем материальным трудностям и суровости режима делает народ более амбициозным и требовательным, и результат этого – нарастающее критическое отношение к состоянию общества. В долгой ретроспективе советское бюрократическое государство повинно в тяжкой непоследовательности. Оно построено на основе созданной им привилегированной касты, управляющей народом, который она сама же больше всех порицает.

Правящие классы капиталистических государств, кстати, сталкиваются с той же проблемой, практикуя обязательное школьное образование с либеральной программой.

Но независимо от того, сможет ли бюрократия утвердиться как новый класс, механизм

-277-

социального замещения окажется неадекватен возрастающим требованиям масс. В долгой перспективе это приведет к нестабильности режима. Сдерживать растущее недовольство режим может только угрожая народу военным вторжением извне и опасностями «капиталистического окружения» или подогревая в народе надежду на грядущую победу коммунизма во всем мире.

  

F.Beck and K.Godin (Friedrich Georg Houteremans, Константин Штепа). Great Purges and Extraction of Confession L 1951 Глава   VIII pp 214-277 (пагинация по оригиналу)

От переводчика Александра Кустарева

Эта работадо сих пор не востребована комментаторами феномена Кремлевской республики. Я положил глаз на нее в самом конце 80-х. Несколько раз я предлагал разным публикаторам организовать ее обсуждение, последний раз 10 лет назад. Я не хотел комментировать этот текст в одиночку, уверенный в том, что без авторитетной поддержки моя инициатива останется абсолютно бесплодной. Кроме того, не было русского перевода, и я не хотел сам тратить время на перевод, с которым справился бы любой аспирант.  Но недавно какое-то время мне было очень трудно делать серьезную работу, и я искал какое-нибудь легкое, приятное и не совсем бесполезное занятие, чтобы заполнить вынужденный досуг. К тому же стало ясно, что время стремительно исчезает, и я решил все-таки сделать перевод сам. Я сделал также к этому тексту некоторый комментарий, но не публикую его пока, поскольку есть проект устроить все же обсуждение этого текста. Если он сорвется, я помещу свой комментарий отдельно – в этом блоге или где-то еще.

Замечу сейчас только, что, как я определенно думаю, фрагменты текста Бека-Година помогают понять связь феномена массовых репрессий с феноменом российской (советско-союзной) социалистической государственности, что до сих пор остается не артикулировано достаточно содержательным образом

Далее следует сам текст Бека и Година (Хоутермаса и Штепы). На всякий случай предкпреждаю капризного читателя: текст начинается более или менее тривиально, но дальше становится все более глубоким и оригинальным. Читатель, меньше внимания обращай на то, что ты уже знаешь и не пропускай то, что тебе самому не приходило в голову. Зри в корень! (Козьма Прутков). Смотри не  себе под ноги, а вперед и по сторонам.

-214-

Глава VIII Теории

Заключенные уверяли, что невиновны, но было ли это так на самом деле? После долгого пребывания в советских тюрьмах, можем ли мы некритически согаситься с мнением заключенных о самих себе и повлияла ли на нас атмосфера, где все отрицают, что виновны в чем-либо?

С чистой совестью мы можем ответить, что нет. Почти каждый заключенный имел основания чувствовать себя виновным. А те, кто чувствовал себя лойльным режиму, даже два основания. Всякий, кто в той или иной мере сотрудничал с ним, до того, как стал его жертвой, преуменьшал его ошибки и недостатки, закрывал глаза на факты, пытался их оправдать. Этим особым  чувством виновности (о чем мы уже говорили раньше) объясняется неспособность к сопротивлению тех, кто тесно сотрудничал с системой. С другой стороны, у каждого в какой-то момент возникали сомнения в коммунистических идеях, и многие выражали их открыто. И на счету каждого были какие-то проступки и ошибки, которые выглядели как преступления в глазах системы. 

-215-

Но мы можем с уверенностью сказать, что огромное большинство заключенных не считали себя и не были виновными  в тех преступлениях, которые им были предъявлены и в которых они признались. Все их признания были почти без исключения легендами.

Заключенные, так же как и читатели, несомненно снова и снова возбужденно спрашивали себя: почему? За что?  Этот вопрос непрерывно обсуждался в дощатых «ожидалках» (waiting-cells), или «собачьих будках», где заключенных держали перед допросами и после. Эти слова «почему» и «за что»  можно было увидеть нацарапанными обломком стекла, тайком пронесенного в «черный ворон», и на стене вагона в поезде, увозившем заключенных в лагеря. «Почему?» «За что»? Мы не уверяем, что знаем ответ. Мы еще не так сильно удалились от событий того времени, и факты еще слишком плохо известны. Никто еще не может с уверенностью предложить какое-ибо объяснение. Имеются пока только приблизительные оценки масштабов репрессий, и все еще мало известно о том, что происходило в высших партийных кругах и каковы могли быть мотивы и психология тех, кто проводил репрессии.

Поэтому вместо одного объяснения мы предложим несколько разных. Мы предложим те объяснения, которые всему этому давали судебно-следственные органы (examining magistrates) и сами заключенные.

 

Находясь в заключении,

-216-

мы вы все время без устали обсуждали эти объяснения и добросовествно пытались записывать предлагавшиеся теории [чисток].  Их предлагали люди самых разных профессий и уровня образования – простые крестьяне, известные историки и ученые, непримиримые враги режима и высшие функционеры этого режима – секретари партии, народные комиссары и руководящие сотрудники НКВД после ареста. Нам повезло: в заключении мы познакомились со всеми этими персонажами, и хотя некоторые были крайне сдержаны, нам часто удавалось с ними тесно подружиться, и они откровенно говорили нам, что они на самом деле думают. 

Мы записали 17 теорий и полагаем, что все они, за исключением двух слишком курьезных, содержат в себе какую-то долю правды. Мы думаем, что для пользы дела будет лучше всего, если мы воспроизведем теперь эти теории вместе с возражениями, которые они вызывают. Мы надеемся, что это также даст читателю более полное представление о жизни в советских условиях, о событиях, обстоятельствах и общем фоне, на котором это все происходило.

Мы надеемся, что таким образом снабдим читателя знанием, насколько это сейчас возможно, необходимым для того, что понять истинные причины происходящего и всего этого социологического феномена (the sociological phenomenon as a whole).

(1) Официальная теория

Прежде всего – официальная теория, как она представлена советскому народу и всему миру во множестве официальных партийных документов. Надо помнить, что официальная теория происшедшего всегда существует в двух вариантах. Один вариант

-217-

предназначен для публики и изложен в официальных документах. А второй вариант, то есть, как понимает все партия на самом деле, обсуждается партийным руководством только в собственном узком кругу. Специальные инструктора сообщали точку зрения партии на более или менее закрытых партийных собраниях. Таким образом реальная официальная теория известна только Политбюро и узким партийным кругам. Между строго эзотерической теорией и доктриной, предназначенной только для узкого круга, с одной стороны, и публичной, адресованной массам, есть много промежуточных вариантов для разных уровней партийной иерархии.

Но в письменном виде существует только версия для публики. Эзотерическая теория документирована только в релчайших документах. Как правило, она существовала только в устном виде. Мы уже сталкивались с ней, когда обсуждали инструкции НКВД по методам допросов и категориям арестов. Благодаря этому, любое высказывание или приказ можно было списать на личное мнение и распоряжение какого-либо отдельного человека. Это одна из причин гибкости большевистской системы.

Поэтому мы можем здесь обсуждать с полной увереннотью только доктрину, предназначенную для масс. Эзотерическую доктрину можно только реконструировать спекулятивно на основании разных высказываний партийных чиновников.

Ортодоксальная теория, предназначенная для публичного использования, прежде всего отрицает систематический и массовый характер арестов и масштабы (смотри выше нашу оценку) использования принудительной рабочей силы. Разумеется, данные никогда не публиковались.

-218-

Число арестов преуменьшалось , а конкретные аресты оправдывались, особенно задним числом, необходимостью в связи с изоляцией Советского союза.

Ключевые положения большевизма гласят, что : (1) коммунизм – неизбежная и высшая цель человеества; (2) дорога к всемирному коммунизму лежит через мировую революцию, захват власти пролетариатом и диктатуру пролетариата; (3) главная задача пролетариата, победившего в одной стране, это закрепить победу и при любых условиях удерживать власть.

Последняя цель оправдывает любые средства. Но этот принцип не провозглашен официально, так же как его не декларировали открыто иезуиты, которым он неизменно приписывается. Но все подчинено главной цели – удержанию власти. Со временем на месте абстракции «пролетариат» появляются его передовой отряд «партия», а затем на месте партии ее вожди, то есть Политбюро.

Первое условие сохранения власти – единство партии, жесткая дисциплина и полный запрет всяких внутрипартийных дискуссий о «линии» партии. Партия требует твердой веры и безоговорочного подчинения. Но в отличие от нацистской системы с ее сознательным и декларированным принципов «вождя», понятие «вождь» появляется применительно к Сталину только в 30-е годы и, хотя с тех пор не отменяется, подразумевает, что вождь лишь выразитель воли пролетариата и советского государства. В этих условиях вера и слепая преданность были важнее, чем личные суждения

-219-

и убеждения. А вера как всегда покоится на иррациональной, анти-рациональной готовности согласиться с каким угодно абсурдом. Credo quia absurdum. На протяжении веков, когда церковь консолидировала свою власть, этот принцип неизменно обеспечивал торжество представлений, нелепых в свете рационального разума.  Так афанасиане оделели ариан, а дуофизиты монофизитов. Может быть, абсурдность признаний на «показательных» процессах и есть пробный камень коммунистической веры. Мы никогда не встречали даже среди самых твердых приверженцов «линии партии» таких, кто действительно верил бы в эти признания. Но эти признания считались необходимыми, поскольку массам дескать нужны такие примитивные мифы. Точно так же ни один серьезный коммунист в Советском Союзе и за его пределами не нуждался в культе «вождя», воплощенном в миллионах его глиняных бюстов, но считалось, что это необходимо для воздействия на «сознание масс».

Теория «капиталистического окружения», сравнение с кораблем в бурном море, культ железной дисциплины неизбежно приводили к выводу, что партия – это «локомотив» во главе отсталых масс и что вполне возможно построение смоциализма  в одной стране, даже технически и экономически слаборазвитой.

Опыт показывает, что искренние убеждения и верность выбранному идеалу не так надежно обеспечивают верность людей общему делу как страх и террор, с одной стороны, или борьба за личные преимущемства и комфорт, с другой стороны. Этим объяснятся постоянное глубокое недоверие представителей советской системы к тем, кто ее поддерживал.

-220-

Вдумчивый и критически настроенный сторонник может стать ренегатом, тогда как тот, кто слепо и некритически верует, или карьерист, думающий только о собственной выгоде, никогда этого не сделают. 

Ясно, что сохранение власти, рост производства и мобилизизация масс в условиях чрезвычайно организованной бюрократической системы требует человека совершенно иного характера нежели участник пред-революционной борьбы против угнетения. Очевидно поэтому Верньо произнес свою знаменитую фразу о революции, пожирающей собственных детей.

Так в общих чертах обычно защищают систему ее честные и убежденные сторонники в поисках оправдания ее практикам. Эта защита признает, что по отношению к некоторым людям была допущена несправедливость, но настаивает, что с этим приходится смириться. «Нельзя сделать омлет, не разбив яйца», -- говорят те, кто с этим согласны. В их глазах важна победа коммунизма на одной шестой части земной суши. На деле же оказывается, что важнее победа теории над фактами, фикции над реальностью, победа словес над делами. Факты переосмысливаются так, чтобы соответствовать теории, а не принимаются такими как они есть. Победу христианству, может быть, обеспечило утешительное обещание лучшей жизни по ту сторону этой жизни, обещаниt царства небесного не от мира сего. Существо же советской веры -- в надежде на лучшую жизнь не сегодня, но завтра, через несколько лет, после выполнения текущего пятилетнего плана или следующего; в крайнем случае все блага обещаются следующему поколению.

-221-

Больше всего усилий, конечно, прилагается к воспитанию молодежи и обучению детей: молодые люди часто чувствуют, что советское государство это в самом деле их государство.

Между тем, нет уверенности в том, что сердце народа надежно завоевано. Так во всяком случае уверяют сторонники системы. У большевизма все еще много врагов в разных слоях населения. По разным причинам: кто-то привержен старым обычаям, кто-то утратил землю и собственность, что особенно характерно для крестьян, кто-то сожалеет об утраченных социальных преимуществах, не только предреволюционных, но и приобретеннных в 1925-1928 года, которые многие теперь считают годами процветания и свободы. Почти всегда эта враждебность была слепой и инстинктивной – примитивно артикулированной.

Полностью национализированная экономика должна была скрывать от публики гораздо больше, чем капиталистическая. Поскольку государство было единственным работодателем, все секреты, бывшие на Западе секретами предпринимателей, здесь превращались в государственную тайну. Включая статистику гражданского производства. Официальная теория гласит, что все происшедшее при Ежове было «чисткой» советского общества от несоветских элементов, оставшихся от прошлого и завершением революционной борьбы за власть. Но «чистка» сама безусловно порождает больше врагов режима, чем устраняет, что легкомысленно упускается из виду, и в этом серьезная слабость советской системы. Потенциальными врагами режима становятся не только заключенные, даже если их позднее освободили и восстановили в прежней должности, но также их родные и друзья, знающие об их невиновности. Если они и не обращаются против режима,

-222-

то по меньшей мере начинают в нем сомневаться.

Индокринация молодежи и учение партии дает те же результаты. Далеко не всегда они достигают поставленных целей. Широкие слои населения несомненно задумываются о социальных последствиях некоторых мер, например, введения трудовых книжек и ограничения свободы в выборе места работы. На наш взгляд именно такие меры благоприятны для политизации наролного сознания [не в желательном для власти духе --АК].

Наконец, чтение классиков революции Маркса, Энгельса, Ленина и русских либералов XIXго века как Некрасова или Чернышевского побуждает молодежь постоянно сравнивать современную жизнь с жизнью в условиях царизма и знакомит ее с идеалами европейского социализма в досоветские времена [не в пользу советской реальнсти -- АК]. Это, как мы думаем, позволяет считать, что события ежовского периода  не случайный (уникальный unique) эпизод советской истории, а неизбежное следствие той формы, которую принял режим. Мы думаем, что либо этот кризис со всеми его последствиями будет постоянно повторяться, либо произойдет полное изменение курса, а возможно и структуры режима после смерти Сталина в ходе борьбы за власть между его наследниками.

Официальная теория отделывается от объяснения происшедшего ссылкой на эксцессы, допущенные во время чисток, так же кстати как и на чрезмерное рвение партийных боссов и функционеров НКВД на местах во время коллективизации. В поддержку этого объяснения упоминается целый ряд «показательных» судов после эры Ежова над следователями и судьями (of examining magistrates). При этом, разумеется, не признается,

-223-

что действия, за которые их потом судили, на самом деле типичны и универсальны.

Это порождает несколько вариаций ортодоксальной темы. Их предлагали нам [репрессированные] представители режима, но их нельзя считать полностью официальными. 

(2)  Теория «фашистов»     

Эта теория была самой популярной среди ортодоксальных коммунистов, или иначе говоря, убежденных «советских» людей.  Она крайне наивна. Она сводится к тому, что дескать фашисты тайно просочились в НКВД или в высшее партийное руководство с целью подорвать советский режим изнутри. Эта теория удобна для защиты коммунизма, и она даже официально поощряется как способ отмыться от того, что названо «отдельными случаями». В самом деле, что может быть удобнее, чем переложить вину на врага. После неожиданного исчезновения «железного комиссара» Ежова пошли разговоры, что он был либо сумасшедший, либо контрреволюционер, и таким образом объяснялись все его преступления и перегибы. Исчезновение его самого и всего его аппарата, вероятно, было необходимо, чтобы сделать эту версию более убедительной.

Один из нас [видимо, К.Штепа -- АК] имел на этот счет интеренсный опыт уже после освобождения. Он был знаком со вдовой Броневого, первого заместителя народного комиссара НКВД Украины, который умер на допросе в НКВД. Его вдова Елена Лобачева состояла в партии и была редактором советского периодического издания. До 1937 года она была инструктором ЦК – очень высокая позиция для женщины. Как старший партийный работник

-224-

и жена крупного партийного руководителя она общалась с важными партийными работниками, которые сами были жертвами чисток, и располагала информацией, что напзывается, из первых рук. После ареста мужа она была арестована тоже. Ее сын остался с бабушкой и ходил в ту же школу, что и сын одного из нас. В глазах других они были детьми «врагов народа» и на этой основе сблизились и подружились.  Броневая прошла через все стадии допроса, у нее была повреждена почка и сломаны несколько ребер, но ее дух не был сломлен, и она отказывалась сочинить какую-либо легенду о своей виновности, как она, впрочем, сама говорила, не столько из отваращения ко лжи, сколько из-за бедности воображения.

Ее освободили в 1939 году, когда чистки пошли на убыль и освобождали многих. Ее даже реабилитировали и назначили на более высокую должность, чем раньше. Она стала заместителем председателя Украинского комитета радиовещания -- позиция, примерно эквиволентная должности заместителя народного комиссара. Так видимо ее хотели компенсировать за пережитую несправедливость или гарантировать ее молчание как свидетеля.

Она была ортодоксальным коммунистом, искренним идеалистом, одной из немногих, кому удалось выжить. Ни жестокая смерть мужа, ни ее собственные лишения в заключении не пошатнули ее веру. Она совершенно не сомневалась, что все пережитое ею и все злоупотребления НКВД были делом рук «врагов» -- фашистов, гитлеровцев, классовывх врагов, агентов зарубежного капитализма. 

-225-

Об этом она написала письма Сталину и генеральному прокурору СССР Вышинскому.

Дальнейший ход событий, казалось, подтверждал ее подозрения. В начале 1941 года и Верховный суд СССР судил ее следователей и судей, а она сама на этом суде давала свидетельские показания. Следователи были осуждены на 3-5 лет тюрьмы за применение пыток.  Броневая торжествовала не потому, что чувствовала себя отмщенной; для этого она была слишком мягкосердечна. Она была счастлива, что восторжествовала справедливость. Ее вера в Советский Союз стала еще сильней, потому что его враги были наказаны.

В июне 1941 Германия вторглась в Россию. И 24 июня Броневая была арестована опять и исчезла навсегда.  Это произошло, может быть, потому, что она слишком верила в справедливость. Мы много раз пытались убедить ее в том, что жаловаться Сталину        

или Генеральному прокурору бессмысленно, но ее веру в справедливость не могло поколебать ничто.

(3)  Теория рабочей силы

Это была еще одна «неофициальная» теория, популярная у лойяльных коммунистов. Так нередко в частных разговорах они объясняли фантастические масштабы арестов. В тюрьмах эта теория была самой популярной. Она объясняла аресты простой потребностью обеспечить рабочей силой промышленное развитие Советского Союза, осообенно удаленных областей. Несмотря на всякие льготы и поощрения

-226-

разного рода, предполагалось, что было невозможно найти достаточное количество рабочей силы для работы в районах, где условия жизни были крайне неблагоприятны. Советский гражданин был обязан идти на все жертвы, которых от него ожидало Советское государство, но массы не изъявляли к этому ожидаемой готовности, и государство было вынуждено время от времени применять суровые меры, например, массовые аресты. Завершение таких проектов как Беломорканал или канал Москва-Волга  сопровождались массовыми освобождениями и награждениями, чем советское правительство как будто бы признавало, что особые лишения и жертвы были нужны именно для достижения этих целей.

.

Многие заключенные находили эту теорию удобной, потому что она позволяла им сохранить их советские убеждения, хотя она оставляла без ответа много вопросов. Например, почему дюди, выполняющие эту работу, вместо того, чтобы восхваляться как герои, клеймятся как «враги народа» и контрреволюционеры? Также для всех содержавшихся в трудовых лагерях было очевидно, что несмотря на огромное количество трудовых затрат, диктовавшихся высокими «нормами», произвоительность принудительного труда была несравнимо ниже, чем на обычном производстве даже в советских условиях. Особенно если принять во внимание как много людей было занято в НКВД для проведения арестов, допросов и охраны в тюрьмах и лагерях.

Также, если эта теория была верна, то оставалось непонятно, зачем советская власть, так нуждавшаяся в квалифицированной рабочей силе, искользовала инженеров и квалифицированных рабочих, чья подготовка обходилась так дорого, на работах, не требовавших никакой квалификации.

-227-

(4) Теория «Иова»   

Еще одна теория утверждала, что чистки объяснялись причинами, столь же неизвестными следственно-судебным инстанциям, сколь и самим заключенным. Конечно, они были известны высшему партийному руководству, но только ему.  Никто не имеет права их знать, и попытка их узнать – признак антисоветского настроения. Советские граждане должны доверять партийному руководству, а у руководства, вероятно, есть веские причины не объяснять, почему оно принимает те или иные меры. Сомневаться в его действиях преступно и недостойно советского гражданина.

Это было настоящее выражение коммунистической убежденности. В случае неразрешимых проблем и мучительных сомнений самым удобным было убедить себя в том, что партия непогрешима и пути ее неисповедимы. Советскому гражданину с самых юных лет внушалась вера в то, партия все делает к лучшему и всегда права. Это было вполне в духе поздних схоластиков. Поведение советского человека в большой мере можно объяснить этим обожествлением партии.

Очевидна аналогия с библейской книгой Иова. И в некоторых вариантах этой теории буквально говорится, что подлинная цель страданий и лишений, которым правительство подвергает граждан, это именно испытание твердости их веры в советский режим и в конечном счете ведет к их спасению.

-228-

(5) Теория социальной профилактики        

Следующая теория бросает свет не только на период Ежова, но и всю охранительно-карательную практику коммунистической власти. Она широко распространена в Советском собюзе и в частности в кругах НКВД.  Она определенно принадлежит к эзотерическим интерпретациям коммунистической системы.  Может быть, она лучше всего объясняет всю систему управления советским обществом.Это – теория социально-политических предупредительных мер, то есть «социальной профилактики».

Эту теорию нам доверительно объяснял Прыгов, бывший руководитель отдела НКВД. Прыгов заслуживает того чтобы сказать о нем несколько слов. У него была репутация особенно жестокого судебного следователя. О его жестокости ходило много рассказов. Мы внимательно приглядывались к нему, пытаясь обнаружить в его поведении признаки садизма, который ему приписывался, и найти разгадку не только его личной жестокости, но и жестокости его коллег. Он производил впечатлетние вполне обыкновенного человека, только, пожалуй, очень нервного, видимо, в результате многих лет напряженной ночной работы. Он оказался при этом мягкого характера, вплоть до сентиментальности. Его очень заботила судьба отца и сестры (он не был женат); он был услужлив и дружелюбен со своими сокамерниками.  Хотя среди них были яростные враги режима, включая землевладельцев и офицеров, не говоря уже о настоящем польском агенте, который сам признавался, что перешел границу в качестве шпиона.

Прыгов был прежде всего полным ортодоксом – в речах и в мыслях.

-229-

Даже в заключении он вел себя в полном соответствии с позицией, которую раньше занимал. Сексоты, конечно, были повсюду, даже в тюремных камерах, и Прыгов как руководитель первого отдела НКВД прекрасно это знал. Он был типичный ортодокс, не знавший никаких сомнений и колебаний. Тайной пружиной его жестокости, как и всех его коллег, была на самом деле безоговорочная вера в линию партии, в ее правильность и строгую научность, а также беспрекословная преданность партийному руководству и его представителям. Линия партии приводила в смятение его совесть и разум. Семен Львович Прыгов был типичным особого рода «настоящим» советским человеком. В дальнейшем мы еще поговорим об этом типе человека, который по нашему мнению есть результат «отбора» советскими условиями  

а не продукт русского национального характера или образец особой человеческой испорченности.

Теперь мы должны подчеркнуть контрастность типичного сотрудника НКВД  и соответствующего ему представителя нацистской системы. Процесс над аппаратом лагеря Бельзен и невероятная бесчеловечность нацистского режима у всех еще в памяти. Как пытались защищаться подсудимые на этом процессе? Они ссылались на то, что выполняли приказы старших офицеров, к чему их обязывала военная дисциплина. Они отрицали, что имели какое-то собственное мнение и что могли принимать самостоятельные решения. Прусская военная дисциплина превратила их в автоматы, слепо выполняющие приказы других. А что сказал бы такой как Прыгов, защищаясь в суде? Он не утверждал бы, что действовал по приказу сверху; мы думаем, что он ссылался бы на учение марксизма-ленинизма как он сам его понимал. Прыгов был лойялен и послушен так же как чин СС. Но его вера была

-230-

основана на убеждении, что его действия находятся в соответствии с требованиями разума и совести  Он был абсолютно убежден, что его вера не слепа, но основана на логике и науке. Он был жесток, потому что генеральная линия требовала от него жестокости. Генеральная линия до тех пор пока она была в согласии с основными положениями марксизма, была для него всем. Без ее якобы научной обоснованности, что было твердым ядром его веры, никакие инструкции партийного руководства не имели бы для него силы. Он был убежден в логической и этической корректности своих марксистских принципов и от этого зависела твердость его веры. Проникнуть в психологию этого рода старшего сотрудника НКВД, этого главного столпа режима, кажется нам очень важным. Мы думаем, что в этом нам поможет сравнение характера Прыгова с другим крупным функционером М.Л.Тимошенко, бывшим главой иностранного отдела НКВД Украины. Тем более что оба персонажа при всем несходстве характеров были согласны с «теорией профилактики». Тимошенко имел некоторое положение в советской дипломатической службе. В 20-е годы, будучи комиссаром тогдашнего ГПУ, он был также под другим именем советским консулом во Львове,  где белоэмигранты пытались его убить. Был убит его секретарь, и этот инцидент получил шумную огласку в мире. Он был лучше образован, чем Прыгов и гораздо интеллигентнее.  Он был полностью ортодоксален, предан линии партии, но с легким оттенком либерализма и независимости, который иногда называют «кардинальский скептитизм». Это был вполне добропорядочный человек

-231-

с сильным элементом самодисциплины. Мы не знаем, была ли практика избиения подследственных морально приемлема для него (как для Прыгова, никогда это не отрицавшего), когла он сам вел следствие, но коль скоро партийная дисциплина  от него это потребовала бы, он делал бы это. Неохотно и тем более не ревностно, как Прыгов, но приказу он подчинился бы.

Прыгов признался в контрреволюционной деятельности, участии в заговоре и в шпионаже. Он сделал это даже без особого давления на него. Он полагал, что его руководство хорошо знало его самого и его работу, и если партия и НКВД теперь требуют от него признаться в этих грехах, то у них для этого есть вполне достаточные основания. Как лойяльный советский гражданин он должен признать справедливость этих обвинений.

Но Тимошенко во время допросов упрямо все отрицал. Он отказывался от самообвинений и упорно доискивался до подлинных причин своего ареста. Он был безупречного происхождения, из рабочей семьи, в каком-то косвенном родстве с женой Молотова Жемчужиной, но и это его не спасло.

«Объективные» причины для его ареста, конечно, существовали. Он был секретарем своей партийной ячейки в НКВД. В НКВД естественно почти все были членами партии. Официальная теория требовала от него строго следовать линии партии. Но между партией и самим Комиссариатом обнаружились какие-то незначительные разногласия.  Теоретически партия была выше всех других органов государственной власти, но на практике ей приходилось считаться с органом, который в это время воплощал волю Правительства. Как твердый коммунист Тимошенко ставил интересы партии выше интересов НКВД. Разумеется, он был наказан не за это;

-232-

некоторое время ему даже позволяли это, но его поведение не было забыто. Пришло время, когда ему припомнили его «левый уклон», и он был разоблачен как заговорщик. Ему объявили, что он был завербован как польский шпион, когда служил в советском консульстве за границей, и мы не знаем, какова в конце концов была его участь.

Но Тимошенко, как и Прыгов, объяснял чистки с помощью теории профилактики. Арестованным сотрудникам НКВД эта теория особенно нравилась, поскольку она позволяла оправдать все что угодно и оставляла каждому возможность считать себя невинной жертвой, не осуждаяя при этом саму систему.

Как известно, буржуазный уголовный кодекс предназначен только для наказания за совершенные преступления, но молодое и все еще растущее Советское государство под угрозой изнутри и извне должно предоотвращать возможные преступления и «преступные намерения». Наказание потенциального преступления столь же оправдано как совершенного. На самом деле это даже предпочтительнее. Точно так же как лучше предупредить болезнь, чем потом лечить ее.

Согласно этой геории, не нужно ждать, когда неизлечимый клептоман что-то украдет. Лучше избавить общество от него заранее и не допустить преступления. В политической сфере этому соответствует понятие «эмбриональная организация». Друзья, разделяющие какие-то интересы, могут, например, собираться за чашкой чая, чтобы заняться совместными воспоминаниями. Но потом они начинают критиковать правительство, выражать свои чувства и рассказывать анекдоты про Советскую власть. Преступление как будто не совершено, но эта встреча указывает на существование антисоветских настроений, которые вполне способны породить настоящее преступление; от готовности совершить преступление

-233-

до самого преступления только один шаг, особенно в условиях реальной или воображаемой внешней опасности. Не будет ли лучше и благоразумнее оградить государство от таких криминальных элементов и избавить общество от возможных заговорщиков быстрыми действиями органов безопасности?

Так следует поступать о всеми потенциальными шпионами, террористами и контрреволюционными агитаторами. Для защиты государства во время кризиса совершенно нормально, справедливо и разумно, что органы безопасности подвергают аресту тысячи реальных политических преступников и противников режима и миллионы потенциальных преступников.

Практика социальной профилактики, таким образом, состоит не в том, чтобы выявлять и наказывать преступников, а в том чтобы обнаружить те группы населения, в которых господствуют политически опасные настроения и готовность совершить политические преступления. Эти преступления предотвращаются в три стадии.

Группы с враждебными государству настроениями выявляются с помощью «сексотов». Помимо этого действует система часто упоминаемых «объективных характеристик». Все население постоянно проверяется властями. Проверке подлежат социальное происхождение, прежнее место работы, семейные и дружеские связи, уровень образования и отношение к Партии. Это помогает зафиксировать «категории» (группы) населения, представляющие собой, согласно этой теории, благоприятную среду для вызревания враждебного отношения к советскому государству, или хотя бы зародыш такого настроения;

-234-

лучше всего изолировать и обезвредить такую группу целиком.

Менее ортодоксальный вариант этой теории объясняет, почему от чисток особенно пострадали ряды старых партийцев, особенно связанных с Коминтерном, и коммунистов с несоветским гражданством. Перемены в международной политике, в конце концов приведшие к пакту с Гитлером, еще не начались, но, конечно, уже обсуждались высшим руководством партии. Эти перемены неизбежно должны были столкнуться с сопротивлением упомянутых кругов и к усилению оппозиции. Поэтому было необходимо их ликвидировать  в целях социальной профилактики, подавить сопротивление в зародыше. Мы встречали заелюченных, которые предсказывали пакт  с Гитлером уже в 1938 году. Для этого, говорили они, достаточно посмотреть, кого теперь подвергают аресту.

После того, как была установлена потенциальная «преступность» определенной группы, начинались систематические аресты. Цель предварительного расследования и допроса не установить факт преступления и не найти соответственно доказательства совершения преступления, а только добыча дополнительной информации о группе, которая подвержена преступному умонастроению и стало быть может рассматриваться как благоприятная почва  для роста потенциальной оппозиции. Об этом говорит то, что два самых частых вопроса во время допроса были «кто вас завербовал» и «кого вы завербовали». На остальное содержание легенды заключенного никто не обращал особого внимания.  НКВД интересовали прежде всего люди и отношения между ними, а не то, что они говорили и делали.

Признание, таким образом, нужно было только для того, чтобы задним числом создать

-235-

легальное  оправдание ареста в согласии с буквой уголовного права. Для этого потенциальное преступление заключенного нужно было превратить в «реальное», что и делалось в «легенде», которую он должен был предъявить и обычно предъявлял.

Слово «оформление» выполняет характерную и очень важную роль в советской жизни. После того, как вы решили что-то сделать, вы должны найти правильный и законный способ для этого. Фабрика, например, нуждается в некотором количестве проволоки. Она есть в магазинах и на рынке, но ее нет на складах фабрики и заказывать ее у производителя бесполезно, потому что на поставку уйдут годы. Но фабрика не может купить ее в магазине, потому что магазин продает ее только частным лицам и в плановой экономике не имеет права продавать фабрике;  в любом случае фабрике грозит налог с оборота в размере сотен процентов на розничную цену. Но фабрике проволока нужна, у нее есть чем платить и она намерена купить товар. И тут возникает проблема «оформления», то есть поиска правильной и законной процедуры, маскирующей

-236-

покупку. Решение таких проблем – одна из главных забот множества людей в условиях экономики под полным контролем государства. Директора и главные бухгалтера, начальники плановых отделов и руководители профсоюзов тратят массу времени на решение подобных головоломок. И находят выход из положения. Рабочим платят деньги за фальшивые сверхурочные, а они на эти деньги покупают проволоку в магазинах. Все чисто и все довольны.

Так вот, признание и осуждение это только «оформление», обеспечение по видимости законных предлогов для политически необходимых действий. Представление, что его признание требуется для легального «оформления» и оправдания тех шагов государства, которые оно решило сделать, очень облегчает заключенному, во всяком случае если он типичный советский человек, необходимость подчиниться  Это также позволяет ему надеяться, что позднее, когда той группе, к которой он принадлежит, перестанут не доверять, он будет реабилитирован и сможет вернуться к нормальной жизни.

Освобождения на самом деле происходили без всяких юридических сложностей. Иногда заключенным предлагали отказаться от сделанных признаний, иногда не предлагали.  Всегда странно было видеть, как быстро и легко советский человек был готов все забыть и все простить. В главе о методах допроса мы интересовались, почему Советскому режиму казалось так важно оправдывать аресты признаниями и почему он не прибег к более откровенным и, вероятно, более честным методам Французской революции, посылавшей людей на гильотину просто на основании «закона о подозрительных лицах». Формальности должны были соблюдаться, и фикция государства, где действует закон, должна была настойчиво подтверждаться в глазах публики, собственной и зарубежной. Правовое сознание самого НКВД не позволяло ему открыто признать, что все его действия определялись принципом социальной профилактики. Эти действия требовали легализации.

Советская идеология безусловно признает правомочность революционного террора. Марксистская критика Парижской коммуны 1871 года объясняла ее неудачу тем, что она не прибегла к революционному террору. Ни один коммунист до сих пор не высказывал сожалений по поводу красного террора в первой фазе революции и во время гражданской войны. Но в нынешней фазе советского развития – фазе сталинской демократической конституции – красному террору

-237-

места не было.  А именно как красный террор и воспринималась бы практика социальной профилактики, если бы она признавалась открыто.

(6) Теория снежного кома

Мы уже объясняли, как каждый заключенный должен был изобличать других. И этот процесс нарастал как снежный ком, пока кандидатами на арест не оказывались буквально все поголовно. В камерах была популярна теория, объяснявшая масштабы чисток  простым автоматическим разбуханием системы доносительства. Сторонники этой теории  утверждали, что чистка поначалу не планировалась в таких широких масштабах, но приобрела массовый характер просто в ходе самогенерированной лавины доносов, охватывая все более широкие круги населения.

Возможно, что некоторые аресты производились действительно только в ходе разрастания «снежного кома», но нам эта теория кажется слишком поверхностной; она игнорирует мотивы чисток, не объясняя, почему от каждого заключенного требовалось обвинение других.  Количество требовавшихся обвинений, хотя и менялось по обстоятельствам, было определено заранее в каждом отдельном случае. История Сылакова (Sylakov) [эта история, кажется так и не расскана --АК]– поучительная иллюстрация к этому. Нам кажется, что эта теория путает симптом с болезнью, хотя и она содержат в себе некоторую долю правды.

(7) Теория «плана и встречного плана»

Вся экономическая и, разумеется, культурная жизнь Советского Союза регулируется государственным планированием. Важный элемент этой системы -- так называемый «встречный план». Правительство

-238-

составляет план и доводит его до сведения масс, а каждый работник или предприятие со своей стороны принимают сами определенные обязательства,  обещая выполнить больший объем работы, чем запрашивает план. Теоретически они делают это добровольно. Их предложение затем рассматривается «наверху» и план меняется на более амбициозный. Так личная инициатива отдельных добровольцев ведет к повышению плановой «нормы» для всех Такая практика оказалась очень эффективной в целях пропаганды.

Заключенные нередко высказывали предположение, что  чистки советского общества от врагов, как важный компонент советской жизни, планируются так же как производство стали, сев зерновых и работа симфонического оркестра. Именно игра верхушки НКВД и ее подчиненных  в «план» и «встречный план» привела дескать в тому, что чистки достигли такого размаха.  Мы однако не верим, что существовал какой-то общий план, определявший заранее число арестов. Но качество работы сотрудников НКВД в ходе «критики» и «самокритики» на производственных собраниях могло оцениваться в зависимости от того, сколько «врагов народа» он разоблачил, и особое рвение судебных следователей и их начальников несомненно влияло на размах репрессий. Несколько старших сотрудников НКВД, например, глава администрации НКВД в Полтаве это подтверждают. Потребность в рабочей силе для строительных и промышленных проектов действительно иногда требовала планирования арестов. Но мы не верим,

-239-

что в целом практика арестов испытала на себе влияние системы плана и «встречного плана». Эта теория кажется нам столь же поверхностной как и предыдущая. Она к тому же путает причину и следствие.

От некоторых арестованных сотрудников НКВД нам известно, что аресты планировались следующим образом. Документация НКВД охватывала практически все население, и каждый учтенный индивид был отнесен к определенной категории. В каждом городе была статистика бывших белых, членов оппозиционных партий, тех кто имел связи за рубежом и так далее. Все порочащие материалы, собранные «сексотами» и сообщенные заключенными в их признаниях, были занесены в картотеки и в каждой карточке указывалось, насколько индивид опасен на основании возбуждаемых им подозрений и изобличающих материалов. Поскольку эта статистика регулярно докладывалась руководству, в любой момент можно было начать чистку, прекрасно зная заранее число индивидов любой категории. Сотрудник, разоблачивший «пять врагов народа» и ранее мало подозревавшийся или не подозревавшийся совсем, мог рассчитывать на одобрение и продвижение по службе, особенно во время масштабных чисток и если его жертвы были высокопоставленными работниками.

(8)  Теория возмездия

Перед тем как обсуждать теории, содержащие серьезную критику советской системы, мы упомянем главным образом для полноты картины и для того чтобы позабавить читателя две очень странные теории – теорию возмездия и теорию солнечных пятен.

-240-

Нам также кажется, что они хорошо показывают, как много времени понадобилось советским гражданам, чтобы  усомниться  в честности и справедливости советского режима. Согласно теории возмездия каждый заключенный в советской тюрьме на самом деле  искупает какой-то свой грех.  Его арест – это его судьба, напоминание о совершенном грехе. Преступление, которое ему вменяется при аресте, конечно, не имеет ничего общего с этим грехом, но никто не может похвалиться полной невинностью и если покопается в своей совести, то поймет, в чем он на самом деле виноват. Эту теорию излагал наш сокамерник Иван Никифорович, сапожник по профессии. Его обвинили в шпионаже, потому что его брат жил в Польше. Он был глубоко убежден, что его арест был наказанием за «романтические приключения» его юности. Иван Никифорович был озабочен проблемой греха и его искупления, хотя Достоевского он не читал.

(9) Теория солнечных пятен

Еще одна теория объясняет «ежовщину» числом пятен на слонце. Самое пикантное было то, что ее проповедовал бывший президент международной лиги безбожников. Это был престарелый крестьянин Иван Наумович Дубовой, уже упоминавшийся ранее. Он был типичный представитель «старой гвардии», член партии с 1903 года, встречался с Лениным, был красным партизаном во время гражданской войны. Его сын занимал высокое положение в штате командующего Харьковским военным округом. Дубовой был добрым и честным человеком. В его атеизме был некоторый религиозный привкус, экзальтированное рвение неофита. Он не мог понять,

-241-

что происходит вокруг и в поисках объяснений натолкнулся на солнечные пятна, о которых прочитал в научно-популярном журнале. Типично для него было то, что покупая всякие мелочи в тюремной столовой, он потом всегда их раздавал тем, у кого совсем не было денег. Чтобы не унижать их подачкой, он всегда просил за это оказать ему какую-нибудь мелкую услугу: пришить пуговицу, например, так чтобы они чувствовали, что заслужили его подарки.

(10)  Теория евреев в пустыне

В книге Исхода рассказывается, как сыны израилевы, освобожденные Моисеем из египетского рабства, провели 40 лет в блужданиях, прежде чем им была явлена Земля обетованная. В Библии подробно рассказано, как израильтяне голодали и как они были готовы отказаться от поисков и даже вернуться в египетское ярмо.

40 лет понадобилось и нужно было целому поколению вымереть, чтобы Египет исчез из памяти евреев еще до того, как они достигли Земли обетованной.

К этой истории обращались многие из тех, кто обдумывал судьбу советских заключенных. Дореволюционная эра была для них как Египет для евреев – страна рабства. А Землей обетованной был социализм, бесклассовое общество. Сомнительно, что Земля обетованная, о которой мечтали евреи, была много лучше, чем Египет, и, может быть, Моисей, таская за собой евреев по пустыне 40 лет мудро рассчитывал, что только те, кто прошел через все эти лишения, сочтут место, куда он их приведет, той землей, о которой они мечтали.

Глубина этой аналогии особенно паражает, если принять во внимание, что из себя представляли заключенные всех категорий, как мы их представили в предыдущих главах.

-242-

Похоже было на то, что именно тем, кто знал прошлое и мечтал о Земле обетованной, о свободе, теперь запрещалось сравнивать  реальный Ханаан социализма и с благами царизма, и с собственной мечтой. Не был ли обреченный буржуазный внешний мир, где загнивающий капитализм неотвратимо двигался к саморазрушению, Египтом нашего времени? Его видели своими глазами иностранцы, бывшие военнопленные и те, кто мог путешествовать. И то, что они рассказывали о нем, само говорило об опасности его сравнения с нынешним реальным Ханааном, страной социализма, который официально считался построенным к концу Второй пятелетки. Мы не думаем, что в сознании коммунистических вождей все это формулировалось в виде ясных принципов. Мы не думаем, что была предпринята попытка систематического устранения тех, кто знал прежнюю жизнь и помнил первоначальные мотивы людей, хотевших покончить со старым миром и создать новый. Но мы допускаем, что подсознательно надобность в такой операции значительно повлияла на ход событий. Эта теория, между прочим, родилась в дискуссиях между историком, который раньше был священником, и иностранным ученым, приехавшим в Советский союз помогать строить социализм. До ареста этот самый ученый выражал своим русским коллегам удивление, что они как будто бы ведут интеллектуальные разговоры на совсем другом языке нежели он и

-243-

его друзья. Позднее он понял, что на разных языках говорили не он и русские, а русские, жившие за рубежом и русские же, но никогда там не бывавшие. Достойно сожаления было то, что Сталин принадлежал ко второй группе.

(11)  Теория мальчика для битья  

Теорию мальчика для битья излагал нам тоже священник. Он напомнил нам историю Ионы, брошенного в море не потому, что он был виновнее своих компаньонов, а потому, что на него выпал жребий.

По его мнению советская система принесла много страданий русскому народу. Он вспоминал два больших голода 1921 и 1933 гг, миллионы погибших  и страстную ненависть и желание отомстить, накопившиеся в душах людей  и искавшие для себя выхода. Правители могли держаться у власти, только предлагая народу козлов отпущения и гекатомбы жертв, на которых они могли бы выместить свою ярость. Главными жертвами чистки, говорил он, стали те, кто руководил страной во время голодных лет. Он напоминал, что «показательные» процессы следовали за большими провалами, например, за слишком поспешной индустриализацией и принудительной коллективизацией. Обвиняемые на этих процессах всегда признавались в том, что во всех этих случаях они сознательно старались нанести ущерб. Мы уже не раз указывали, что политические и экономические неудачи, бывшие очевидно результатом политики правительства, неизменно относились на счет исполнителей, уклонявшихся от линии партии. Так было с процессом «промпартии» в конце 20-х годов и после голода 1933 года. То же самое и с процессами над судебными следователями НКВД,

-244-

когда кончилась «ежовская» чистка, сопоставимая по числу жертв с природной катастрофой. Согласно этой теории, убийство Кирова было сигналом, что люди, пережившие голод 1933 года, считали его причиной не засуху, а жестокую реквизицияю урожая 1932 года и разные социальные и экономические меры правительства в связи с ней.  Чтобы смягчить возбужденную этим народную ненависть, правительство (или верховное руководство партии, поскольку нито из правительственного аппарата не выжил), принесло в жертву целый слой чиновников высшего и среднего уровня. Процессы

--206--

должны были показать, что «эксцессы» коллективизации, а стало быть и голод были в самом деле умышленными, но это было дело рук якобы могущественного фашистско-троцкистско-правоуклонистского блока, намеренного уничтожить советский народ. Недостаток этой теории, содержащей большую долю правды,  в том, что что она не объясняет массовый характер чистки и не охватывает другие вадные категории заключенных, как например имевшие связи с заграницей или бывшие землевладельцы.

(12)  Теория внутрипартийной борьбы 

Эту теорию поддерживали бывшие меньшевики, бухаринцы и троцкисты. Сталин оказался победителем во внутрипартийной борьбе после смерти Ленина. Своим успехом он обязан не тому, что поддерживал линию партийного большинства, а тому, что покончил с внутрипартийной демократией. Используя возможности руководителя партийной администрацией, он захватил контроль над всем аппаратом партии

-245-

и сумел с помощью интриг поставить на все ключевые позиции в партии своих друзей и сторонников. Он победил только потому, что ввел полицейский контроль над дискуссиями в партии. Также он обвинялся в том, что никакой собственной теоретическаой линии у него не было. Он заботился только об укреплении собственной  власти и власти своей клики, а она чисто оппортунистически кидалась из одной крайности в другую. Указывалось, что он ликвидировал уже несколько раз раньше оппозицию слева и справа, что не помешало ему проводить их политику как свою собтвенную; как в случае индустриализации и коллективизации, так и в случае разрешения свободного колхозного рынка.  Несмотря на все эти интриги, он все же не сумел привлечь на свою сторону партийную массу, не говоря уже о народных массах, совершивших революцию. После голода он осознал ненадежность своего положения в государстве и ему не оставалось ничего другого кроме как ликвидировать Советскую систему, оставив от нее одно название, и заменить ее тоталитарно-фашистским режимом. Для этого, разумеется, нужно было ликвидировать саму коммунистическую партию. Но формальная ее ликвидация была бы государственным переворотом и бросала бы вызов рабочему классу за рубежом, который дорожил «коммунизмом» как именем и символом. Поэтому он предпочел ликвидировать партийные кадры и заменять их новыми с помощью дисциплинированной и сплоченной организации,

-246-

состоявшей из людей, которых объединяли не идеи и убеждения, а только власть, которую он им предоставил. Перемены, происшедшие в Советском Союзе сравнивались с фазой Термидора во время Французской революции, и утверждалось, что возник новый правящий класс, использовавший бюрократический аппарат государства для эксплуатации народа беспрецедентным в истории образом.

Один из вариантов этой теории интерпретировал убийство Кирова как указание на то, что партийная молодежь безо всякой симпатии относилась к руководству.

Другие сторонники этой теории авторитетно уверяли что в 1934 году большинство ЦК требовало отставки Сталина. На его место секретаря партии (единственная его официальная должность) намечался Киров, и Киров был убит по указанию Сталина как раз в том момент, когда он должен был передать Кирову дела.

Сейчас, разумеется, невозможно проверить достоверность этих историй. Но теория борьбы за власть в партии безусловно верна в нескольких важных аспектах. Нет никаких сомнений, что советское государство коренным образом измениось под контролем Сталина, как изменилась и сама партия. В свете этой теории уже не вызывает удивления то, что в сознании советских людей укоренилось глубокое недоверие к искренности каких бы то ни было идеалистических убеждений. Она легко объясняет массовый характер контр-мер режима. Она вполне согласуется со множеством конкретных случаев. И ее главные положения можно на самом деле обнаружить, как мы увидим, во всех критических теориях, с которыми мы познакомимся в дальнейшем.

Однако эта теорияя в том виде, как мы ее представили, неоправданно преувеличивает значение личности Сталина. Его надо бы поместить в правильный фокус – на некотором

-247-

удалении. Иначе он оказывается единственным злодеем во всей этой истории. Но мы не верим, что Сталин, каким бы ловким интриганом он ни был, мог бы «обманом» «прокрасться» к власти, если бы его успех не обеспечили бы решающие социальные силы  (decisive social forces). Интересно заметить, что подобными интригами объясняют приход Гитлера к власти в Германии. Но история Германии, как до, так и после захвата власти Гитлером, ясно указывает на тех, кого он представлял. Те силы, которые в нем лишь воплотились в самом чистом виде. Нам кажется, что нужна более широкая теория, чтобы объяснить, какие силы позволили установить диктатуру, помогли ей удержаться и поддержали ее дальнейшее развитие. Теория внутрипартийной борьбы за власть в вульгарном и популярном виде известна как «фашистская» версия. С глазу на глаз люди шептали, что в партии есть только один фашист, но это Иосиф Виссарионович Сталин.

 

(13) Теория бонапартизма     

эта теория всего лишь вариация теории «внутрипартийной борьбы». Она подчереивает личные амбиции Сталина, его жажду славы, его поощрение национализма и патриотизма, хотя он сам был инородцем в стране, которую возглавил, точно так же, кстати, как Наполеон. Кое-кто, в особенности старые партийцы, упрощали картину, приписывая ему примитивные монархические амбиции. Широкая популярность этой теории показывает, насколько противоестественным казалось широким массам его положение на вершине власти.

-248-

(14)  Теория цезарианской мании преследования

Теория цезарианской мании преследования, обсуждавшаяся, конечно, только шопотом в местах заключения, показывает, насколько советская публика считала чистки исключительным явлением и политически немотивированными. Вспомнили, что когда непомерная власть концентрируется в руках одного человека, как например, римского императора, Ивана Грозного или Филиппа II (испанского), у самодержца часто обнаруживаются симптомы патологической мании преследования, вследствие чего он перестает доверять даже своим ближайшим сторонникам. Из-за этого они прибегают к самым невероятным мерам чтобы обеспечить собственную безопасность. Этим и объясняли тщательность и размах тех мер, которые применялись для безопасности Сталина и его ближайшего окружения. Меры для защиты советского правительства были намного внушительнее, чем меры по охране царского правительства и обычные для всякой другой диктатуры.  Возникали серьезные подозрения, не страдает ли Сталин цезаристской манией преследования. Допускалось также, что Ежов стал такой значительной фигурой, потому что ловко играл на том, что Сталин очень боялся покушения на свою жизнь. Постоянно «разоблачая» новые «заговоры» с целью устранить Сталина от власти, он демонстрировал бдительность и лойяльность своему хозяину и укреплял его власть над страной. У Ежова были не чисто личные амбиции, он колоссально увеличил власть НКВД, который фактически монопольно управлял страной.

Эта теория, конечно, достоверно отражает один аспект сложной фактурной комбинации.

-249-

Если она верна, то НКВД, контролируя всю страну, должен был бы чувствовать в полной

безопасности самого себя. Но, как мы показали в главе об организации НКВД, контроль над страной не означал, что сотрудники НКВДB лично никогда в безопасности не были. Контроль осуществляли не отдельные люди, работавшие в НКВД, но, так сказать, некий «абстрактный» НКВД. Анонимность власти – вот примечательная особенность советского государства. Это была тирания идеи, идеократия, естественный исторический наследник

теократии. Здесь мы приближаемся к одному из реальных и самых существенных свойств Советской системы.

(15)  Теория нео-абсолютизма

Эта теория по нашему мнению отличается глубиной и детальным знанием советских условий. Ее предложил профессор истории, о ком мы рассказывали в предыдущей главе.

Его анализ исходит из значительного сходства советского административного и экономического порядка с общественным строем великих азиатских империй античности и Средневековья. Он обратил внимание на то, что в древнем Египте времени Птолемеев не было частной собственности на средства производства. Средства производства принадлежали «бого-царю» и в меньшей мере храмам. Были полностью монополизированы произвоство зерна и внешняя торговля. Государство контролировало производство текстиля и масла. Все население, включая надсмотрщиков, чиновников и прочих были официально рабами государства, воплощенного в «бого-царе».

-250-

Только храмы и служившие в них жрецы по традиции пользовались особым положением.  Там существовала другая форма коллективной собственности.

Значительное сходство этого строя с советской системой позволило нам называть ее «птолемеевой», когда во время разговоров в камерах мы не хотели, чтобы посторонние узнали, что мы критически относимся к Советскому союзу. Если отвлечься от особой жестокости, с которой в глазах западно-европейцев обычно ассоциируется идея «азиатского деспотизма» и если не смотреть на эту систему, как это свойственно Западу, сверху вниз и вспомнить, что империя Гарун-аль-Рашида, например, тоже имела общественный строй того же рода, но при этом у нее историческая репутация особенно справедливого и хорошо организованного государства, то вовсе не покажется удивительным, что у советского государства обнаруживаются по крайней мере одно важное свойство азиатского деспотизма, который был нормальной формой государственной организации на протяжении большей части истории Востока.

Общее свойство азиатских деспотизмов и Советского государства и других современных тоталитарных систем (в разной, хотя и вполне заметной мере) это то, что основой власти правящей группы была собственность на средства производства, а контроль над ними она осуществляла через бюрократию. Не имеет значения на наш взгляд, кому принадлежит роль верховного контролера -- бого-царю, халифу как его представителю, или государству как воплощению общества. В наше время большинство привыкло считать, что власть реально покоится на собственности на средства производства и обмена. И поэтому остается незамечено, что в истории человечества это довольно редкое исключение и имело место на

-251-

небольших участках земной поверхности. Храмовые жрецы и местные партийные секретари, эмиры халифа и гауляйтеры, мандарины и управляющие, надсмотрщики ацтекских властителей и профсоюзные секретари – все они отправляли власть исключительно как чиновники (by virtue of office). Вне оффиса они были бессильны.

В таком государстве имеет место непрерывный конфликт между центральной властью и группами или классами, которые пользуются властью благодаря своему положению в чиновной иерархии. Также в состоянии постоянного конфликта находятся разные служебные ведомства. От хода этих конфликтов сильно зависит судьба государства. С одной стороны, центр пытается сохранить максимум власти за собой, а с другой стороны руководители ведомств хотят укрепить свои позиции, сделав занимаемые ими должности наследственными и превращая свой контроль над средствами производства, в первую очередь землей, в наследуемую собственность, или по крайней мере держать ее в аренде. Подобный антагонизм существует между разными уровнями государственной бюрократии.

Народ же, во всяком случае значительная его часть остается объектом кассовой борьбы, а не активным ее участником. Иными словами, он выполнял ту роль, которую Маркс отводил массам, в частности рабам в классовой борьбе между патрициями и плебеями в античном обществе: они обеспечивали фундамент, на котором шла борьба между партиями.

История феодальной Европы – классический пример борьбы между центральной властью, крупной и мелкой знатью. Земля  и связанная с ней власть первоначально, как в теории, так

-252-

и на практике, находились в аренде феодала, оставаясь в собственности центральной власти, которая всегда могла их отобрать. Но знать, как известно, скоро смогла успешно превратить свое право на контроль в наследственное право, а затем и превратило контроль в над землей в право собственности.  Только в конце Средневековья, когда выросли новая коммерческая экономика и городская буржуазия, центральная власть смогла, опираясь отчасти на крепнущую буржуазию и отчасти на нижние слои обедневшей знати, сломить сопротивление крупных феодальных землевладельцев и создать новую форму правления абсолютизм, который помог ей не только удержать власть, но и неожиданно увеличить ее еще больше.  Борьба, которую во Франции завершил Людовик XI, в Англии Генрих VIII, в Испании Филипп II и в России Иван повсюду сопровождалась жестоким насилием. Повсюду ее важной храктеристикой был союз центральной власти с самой низкой чернью. В России это была опричнина, во Франции воплощением этой диспозиции был Оливье – «министр-парикмахер»

Режим Сталина в борьбе за концентрацию власти  точно так же должен был столкнуться с сопротивлением высших кругов партии и государственной службы. Для этого сопротивления было несколько мотивов. Прежде всего в партии еще  сохранялись представители «старой гвардии», остатки идеологической оппозиции, и они не могли смириться с тем, что Советский союз приобретает структуру, не совместимую с революционными идеалами, за которые они боролись, и все больше отступает от идеалов социализма. Далее, среди этих старых большевиков, красных партизан и бывших

-253-

политзаключенных было много недостаточно квалифицированных и пригодных к ответственной аппаратной работе, но на основании своих прошлых заслуг они требовали себе высоких позиций и не давали ходу лучше подготовленному новому поколению. Но масштабы чистки в рядах ведущих групп советской интеллигенции, партийных аппаратчиков, офицеров и инженеров не объяснить одной идеологической оппозицией и уже неуместными претензиями «старой гвардии».

В 1937 году было очевидно, что огромное большинство арестованных партийных аппаратчиков, особенно высокого ранга, отнюдь не принадлежали к «старой гвардии» и ликвидации подверглись гораздо более широкие круги, чем было бы необходимо чтобы подавить сопротивление «старой гвардии» и идеологической оппозиции. Большинство арестованных аппаратчиков твердо держались линии партии. Как правило это были крупные или мелкие сатрапы, достигшие недавно сравнительного благополучия, не имея никаких социалистических убеждений. Было вполне естественно, что эти люди склонялись к возрождению традиций, характерных для привилегированных слоев дореволюционного общества, пресеченные в 1918 году. Эта тенденция подпитывалась тем, что нередко они брали себе в жены культивированных и привлекательных (smart and beautiful) женщин из «приличного» общества. Вокруг Кремля возникал «двор» и складывалось «высшее общество» -- в партии, в армии, в НКВД, на базе театра и кино, науки и техники. Появились школы по образцу старых кадетских, где воспитывалось молодое поколение, и создавались позиции, с которых оно могло начать успешную карьеру.

-254-

Несколько старомодный «плюшевый» стиль этого «модного» мира не должен вводить

наблюдателя в заблуждение. Образ жизни даже верхушки этого общества был весьма скромным по сравнению со стандартами мелкой и средней буржуазии за рубежом, и показался бы спартанским иностранцу. Но по сравнению с уровнем жизни рядового советского человека он выглядел как немыслимая роскошь.

Демонстрация исключительности этого общества не имеет аналога в капиталистических странах. «Приличное общество» не было отделено от остального народа, так сказать, границей, выше которой была возможна некоторая социальная свобода. Вместо этого общество оказалось разделено на концентрические круги, и находящиеся в каждом из них все более настойчиво отделяли себя от тех, кто находился в более низком кругу. 

Эта социальная стратификация, отраженная в мелких деталях повседневной жизни, лучше всего заметна в практике санаториев и домов отдыха Кавказского побережья, где высокие, более высокие и высшие должностные лица проводят свои отпуска. Наблюдатель, зараженный эгалитаризмом в условиях плутократического Запада (with the gross plutocratic egalitarianism, что не совсем понятно сказано –АК) будет просто поражен этой жесткой стратификацией. Ненависть нижних чинов к своим начальником, вполне наблюдаемая и в местах заключения, трудно себе представить тому, кто не знаком с жесткостью социального разделения и супутствующих этому материальных условий жизни.  Столь же велика, естественно, ненависть широких масс к чиновникам, и она нарастает; в особенности потому, что годами прокламируется равенство всех людей и утверждается, что

-255-

главную роль в обществе играют рабочие и крестьяне. Тот факт, что новые господа все пролетарского происхождения, плоть от плоти трудящегося народа, придает всякому неравенству совершенно неестественный и неоправданный характер, за исключением, конечно, тех случаев когда люди занимают высокое положение благодаря образованности или особым достижениям.

Рядом с возникающим «высшим обществом» в столице появились и провинциальные сатрапии, столпами которых были партийные секретари и высшие чиновники областных и республиканских комитетов партии. Украинские газеты начали было называть Постышева, секретаря УКП кстати, весьма популярного, особенно среди школьников, «вождем украинского народа», но неожиданно это прославление прекратилось; понятие «вождь» было закреплено исключительно за Сталиным.

Класс чиновников, таким оразом, стал искать способ обезопасить свои позиии, в чем всегда нуждается господствующий слой; нетрудно себе представить, что  центральная власть, наоборот, этого не хотела. Подавляя этот класс, Сталин мог опереться не только на массу молодых партийцев, для которых, между прочим, это открывало неожиданные карьерные возможности, но также на широкие народные массы, которые всегда рады наблюдать падение тех, кто живет в роскоши, особенно если это их же высоко взлетевшие товарищи.  В речи 1936 года Сталин открыто изложил  теорию тесной связи между правителем и массами (кстати, основной прицип абсолютизма), напомнив

-256-

миф об Антее, который потерял силу, когда был оторван от земли. Партия, говорил Сталин, и осоенно ее вожди никогда не должны терять связь с народом. Непрерывные приемы в Кремле для стахановцев, простых рабочих и крестьян, добившихся высоких результатов в труде, тоже должны были демонстрировать тесную связь правительства с народом. Сталин регулярно участвовал в этих приемах вместе с другими руководителями партии и правительства, и о них всегда громогласно сообщала пресса. Мы встречали в тюрьме некоторых таких «героев на час», и они нам рассказывали об этих приемах, о том, какие яства там подавали к столу и как гости часто grew very merry.  Сталин, чей образ жизни по контрасту с его непосредственным окружением оставался очень скромным, кстати, всегда был очень общителен и дружелюбен.        

Теория нео-абсолютизма видит в событиях ежовского времени революцию низов партии против ее верхушки. Центральная власть в лице Сталина и его ближайшего окружения, опираясь на нижние ряды партии и на народные массы, сохранила свои позиции.  По нашему мнению в этой теории много правды. Ее большое достоинство в том, что она правильно отражает пассивную роль народа и в особенности правильно называет главные действующие силы : с одной стороны высшее руководство, пытающееся сохранить власть, а с другой стороны класс чиновников, пытающийся добиться привилегий и сохранить свои должности на постоянной основе,

-257-

не опасаясь смещений в условиях постоянной ротации, -- иными словами превратиться в настоящий общественный класс.

То, что происходило после Ежова, богато фактами, подтверждающими эту теорию. Никаких местных «вождей» вроде Постышева на Украине уже больше не появлялось. Полномочия дюжины главных народных комиссаров, в чьих руках до этого концентрировалась вся власть, были разделены, и появился Совет министров с сотней министерских постов. В результате возникла аморфная административная структура, не имеющее аналогов в современных государствах. Нечто подобное можно заметить и в партийном аппарате: в ЦК партии разные функции закреплялись за мелкими отделениями. Такая степень концентрации власти как раньше стала совершенно невозможна.

Но слабость этой теории на наш взгляд в том, что кроме этих не слишком радикальных перемен в государственной администрации, мы не видим в ежовском периоде характеристик настоящей революции, а именно радикального изменения социальной структуры. Фаза, предшествовавшая «ежовщине», имела эти характеристики. Она установила жесткую новую систему власти, привилегий и контроля на месте упраздненной власти и прежних отношений собственности. Но в период Ежова не произошло никаких дальнейших изменений в структуре государства. Изменился лишь персонал на существовавших должностных позициях, хотя эти замены были сами по себе, пожалуй, весьма значительны. Просто одни сатрапы заменили других на старых постах. Интересы новых людей оставались те же самые. Они были обречены с самого сначала бороться за то же самое –

-258-

за укрепление своей власти. Этот недостаток теории нео-абсолютизма преодолевается в теории «социального замещения» (social supply) [Этот термин напрямую перевести на русский. Из дальнейшего ясно, что имеется в виду непрерывная кадровая ротация, но нормальное значение слова supply (снабжение, поставки, предложение на рынке), или слова «конвейер» лишь по отдаленной ассоциации отражают смысл (и то не весь) этой фактуры (явления процесса, механизма) -- АК]

(16) Теория социального замещения

Эта теория известна также как теория конвейера или в более игривом варианте как теория of the grove of Aricia. Она родилась в наших тюремных разговорах.

Sir J. G. Frazer в «Золотой ветви» придает большое значение одному обычаю древнеримских времен. В роще-святилище богини Дианы (Diana Nemorensis) вблизи Арисии претендент (обычно беглый раб) мог занять позицию жреца, только убив своего предшественника. Занимавший эту позицию оказывался в незавидном положении; ему недолго доводилось ее занимать. Но как бы ни был короток отведенный жрецу срок, никогда не было недостатка в претендентах.

В последнем разделе мы обратили внимание на то, что в большевистском государстве в 30-е годы в руках чиновников оказался полный контроль над средствами производства, которые не ыли их собственностью.  Это перекликается с идеями Бернхэма, считавшего, что в последние десятилетия появляется новый класс «менеджеров» не только в Советском союзе, но и в фашистских диктатурах Европы и даже в сдвигавшейся к плановой экономике Британии. Класс «менеджеров» контролирует средства производства, не будучи их собственником; «менеджер» контролирует их по своему положению в должности. Адекватной этому классовому господству (rule) политической сферой будет несомненно бюрократическое государство, и это хорошо видно во

-259-

всех упоминавшихся системах; таково было и большевистское государство -- в полной мере, хотя и не в средневековых формах.  Мы не будем сейчас обсуждать правильность исключительно интересной общей теории Бернхэма, но попробуем приложить ее к русскому коммунизму, связав ее с теорией, которую мы только что представили, и развить ее в нескольких направлениях.

Прежде всего, понятие «менеджер» кажется непригодным в случае русского коммунизма. Оно предполагает некоторое техническое знание, умственный уровень и мастерство  -- ничего этого нет в случае русского коммунизма. Некоторое развитие в этом направлении намечалось. Но любой университетский преподаватель быстро различает среди студентов тех, кто сделает успешную советскую карьеру. Это «политические активисты», производящие много шума на собраниях «критики и самокритики» и обнаружившие больше вкуса к «общественной работе», чем жажды знаний и технического умения.

Пусть нас поймут правильно. В бурные годы революции и годы первой пятилетки можно было встретить увлеченных молодых студентов, соединявших благородное стремление к знанию со столь же благородным горячим желанием построить социализм. Эти молодые люди творили чудеса в самых трудных условиях, и многие потом заняли важное положение в техническом руководстве.  Но мы говорим здесь не о них. Позднее в ходе чистки многие из них оказались в заключении; они оказальись жертвами глубокого недоверия к идеалистическим побуждениям, о чем мы уже не раз говорили.

-260-

На смену этой партийной аристократии пришел другой тип: парторги. Этот персонаж – и не только в Советском союзе – скорее генералист-чиновник, чем образованный технолог. Этой тенденции благоприятствовали особые условия в советских университетах, хотя это ни в коем случае не было большинство студентов. Но из рядов технической интеллигенции рекрутировались кадры на позиции реальной власти, а из рядов этих партийных администраторов, которые отличались от технической интеллигенции уже на очень ранней стадии своей карьеры. Техническая интеллигенция полностью им подчинена. На верхних позициях, конечно, можно найти техников и инженеров, но они попадают наверх не благодаря своей технической квалификации, но благодаря своему положению в партии.

И все же наверху обнаруживается все большая нужда в научной и технической квалификации, по меньшей мере номинальной, что открывает для ученых большие ваозможности – теперь и в будущем. Некоторые ученые старшего поколения получили важные политические позиции как члены местных советов или даже Верховного совета, независимо от их политических взглядов в прошлом, а иногда имели как будто бы большое влияние благодаря своему положению в Академии наук, но это не должно нас вводить в заблуждение. В действительности они были марионетками; все их действия и высказывания контролировали и корректировали гораздо менее квалифицированныве «заместители директоров» или «секретари», приставленные к ним партией или НКВД.

Далее, как мы видели в предыдущем разделе, хотя это современное, бюрократическое,

-261-

тоталитарное государство приняло догму революционного социализма, оно, неведомо для себя, практикует отношения власти, очень похожие на отношения, имевшие место в восточном бюрократически контролируемом деспотизме, модифицированные в условиях современного способа пароизводства и методов управления массами; место «бого-царя» заняла абстрактная идея государства, которое было формально провозглашено всемогущим, вопреки доктрине Маркса-Ленина об «отмирания государства» в социалистическом обществе. 

Одна из главных характеристик правящего класса это продленность и наследственность власти. И вот этого как раз мы не обнаруживаем у советских чиновников. Мы обращали внимание на усилия этой группы превратиться в настоящий класс через монополию на образование, через непотизм и другими способами. Это задало импульс развитию всей советской системы. Но мы также обратили внимание на силы, пытавшиеся помешать этому.

Это были нижние ряды партийной интеллигенции и сами массы. И как мы видели, их поддержали абсолютистские боссы государства.

Во всех бюрократических обществах прошлого, где власть была прерогативой должности, те, кто занимали должностное положение, должны были бороться с деспотической [верховной] властью (power), чтобы получить неотчуждаемый статус аристократии и превратить свое должностное положение из временного в постоянное. Этого можно было добиться косвенно в рамках феодализма (via the indirect routes of feudalism) и с помощью финансовой силы (power). Абсолютизм, основанный на союзе главы государства и нижних слоев общества, не мог гарантированно остановить возникновение такого реального классового господства (rule). Но из истории известно много примеров такого

-262-

бюрократического правления, когда определенные практики, если не блокировали полностью развитие по феодальной схеме, то все-таки затрудняли его и контролировали, сохраняя собственную особую структуру. Очень эффективным средством было, например, безбрачие клира, очень существенное для идеи  civitas Dei, так характерной для Средневековья. Считается, что со временем эта схема утратила эффективность, когда на высшие позиции в церкви стали регулярно назначаться младшие сыновья родовитых семей. Но нам кажется, что сама эта идея вдохновлялась не духом христианского аскетизма, а именно желанием сохранить бюрократически-персонализированный характер светской власти Церкви, чтобы избавить лордов Церкви от соблазна утвердить себя в роли наследственного класса.

Китайский император, как хорошо известно, несколько тысяч лет выбирал высших чиновников трехкратным экзаменом, который могли сдавать все достаточно изобретактельные и способные. Кто его проходил, назначался на высокую должность. Китайская литература полна рассказами о бедных учениках скромного происхождения, которые готовятся к государственному экзамену, преодолевая все мыслимые трудности. Такой школяр-герой в Китае столь же частый персонаж как воин-герой на Западе. Для сдачи экзамена в Китае не требовалось знания администрации, но требовалось детальное знание классики, а иначе говоря, требовался высокий культурный уровень. С помощью экзаменов государство мандаринов защищалось от высших чиновников, в чьих руках была сосредоточена вся власть, мешая им сложиться в солидарный феодальный правящий класс. В конце концов, конечно, возникновение настоящей аристократии

-263-

в результате монополии на образование было неизбежно. Но многие с толетия государственные экзамены помогали эффективно  сдерживать эксплуататорские амбиции правящего класса и заодно постоянно питать его свежей кровью.

Советское общество, где власть оказалась в руках чиновничества, выдвинутого массами, столкнулось в 30-годы с той же проблемой. Чисто идеологические обязательства и поначалу весьма скромный потолок зарплаты, положенной членам партии, от которых ожидались еще дополнительные усилия без привилегированных компенсаций, оказались совершенно неадекватны. Новая каста чиновников делала все, чтобы воспользоваться материальными преимуществами, которые ей давал контроль над социалистической собственностью. Эта каста в первом поколении еще не имела возможности превратиться в правящий класс. Она также находилась под давлением снизу; нижний слой партии завидовал ее привилегиям. Центральная власть ясно это видела, почувствовала угрозу cобственной безопасности в возникновении новой касты мандаринов, и казалось очевидным, что этих людей следовало ликвидировать.

Это была блестящая стратегия. Бюрократическая структура государства сохранялась нетронутой. Преемники смещенных и арестованных автоматически получали привилегии, связанные с занятием должности; они въезжали в их квартиры и получали в распоряжение их имущество (staffs). Перед армией мелких служащих открывались возможности быстрого продвижения наверх, на что иначе ушли бы десятилетия. Конечно, принадлежность к правящей касте была связана с огромным риском.

-264-

Массы это чувствовали. Никто не завидывал жизни мандаринов, державших на готове два чемоданчика (один дома и один на работе) с одеялом, провизией и другими вещами на случай ареста.  Конечно, не все было точно так же в этой процедуре как в святилище Дианы Nemorensis. В Арисии каждый новый жрец должен был убить предшественника собственноручно. А судьбу советского чиновника решал НКВД. Тем не менее его провиденциальные действия можно было ускорить, проявив бдительность и сообщив куда следует об опасности того или иного персонажа либо письмом, либо на собраниях, где в порядке «классовой бдительности» и «критики» всегда кто-то подвергался «проработке». Эта практика  поощрялось.

Капиталистическое общество XIX века и соответствующая ему демократическая форма управления (government) предлагали другие стимулы и возможности вертикальной  социальной мобильности (advancement). Индивид мог прнобщиться к власти (power),  либо обогащаясь, либо удовлетворяя свои амбиции в другой сфере деятельности, заняв авторитетную позицию (position of authority) на выборах. Правда, что глубокий кризис капитализма сильно уменьшил возможности широких масс использовать обогащение для продвижения наверх.  Но после кризиса перед теми, кто выжил в конкурентной борьбе, открывались еще более широкие возможности. На самом деле экономические последствия кризиса были параллельны результатам того, что мы описали как «механизм социального замещения» (the social supply) в советском бюрократическом государстве. После каждого кризиса часть предпринимателей разоряется, освобождая место для продвижения наверх новых людей. Так правящий класс обновляется, оставляя неизменной социальную структуру общества

-265-

и не влияя на классовые отношения. Кризисы капитализма к тому же цикличны. Преодоление каждого кризиса открывает новое пространство для экспансии, и за кризисом следует очередной период спокойного восстановления экономики. Периодическое «замещение» кадров в Советском союзе аналогично этому механизму. Бюрократическое государство, несмотря на социалистическую идеологию, не предусматривает «естественного» способа удовлетворить стремление  индивида продвинуться наверх и получить больше участия во власти за свои личные достижения. Путь к влиянию в политической сфере, то есть участие в конкуренции за власть на выборах тоже блокирован. Вместо него открыт путь «общественной активности», «критики вышестоящих». Индивид демонстрирует политические амбиции, участвуя в борьбе за служебное положение и прежде всего приобретая образование и специальную квалификацию как средство продвижения наверх. Преимущества, которые имеет в Советском союзе партийная интеллигенция, приводят к ожесточенной конкуренции в интеллектуальных профессиях. Попасть в университет или научно-технический институт – значит более или менее гарантировать себе карьеру. Советский союз очень гордится тем, что так нуждается в работниках умственного труда. Сравнительная доступность этих профессий, возможность продвижения наверх, связанная с образованием помогали в 30-е годы массам мириться с исключительной скудостью советского образа жизни. [1]

Хотя большинство жертв чисток ни в коем случае не были представителями интеллигенции, относительно ее доли в населении страны она пострадала больше всех.

[1] Эта ситуация позднее изменилась Незадолго до войнв правительство перестало платить степендию студентам и ввело плату за обучение в ВУЗах, техникумах и даже плной средней1 школе. Это, конечно, позволяло получать образование только детям из состоятельных семей.

-266-

Чистки освобождали  пространство. В других странах работники умственного труда имеются в избытке. В России многие доктора, техники, администраторы, то есть люди поднявшиеся над массой неквалифицированных рабочих  оказались в трудовых лагерях вместе с массой представителей ручного труда в огромной армии принудительной рабочей силы. Сравнение с конвейером, популярное у всех заключенных, в этом контексте вполне оправдано. Это – социальный конвейер. Индивид поднимаетсяч со дна и затем опускается туда обратно. И таким образом ему не позволяют обеспечить себе и своей семье надежное существование, что есть одна из важнейших характеристик принадлежности к правящему классу.

Механизм «замещения» в советском государстве выполняет ту же роль, что регенеративный механизм капиталистическипх кризисов и капиталистической конкуренции, и в то же время поддерживает постоянное персональное обновление правящей касты, за исключением только самой ее вершины. Социальная ненависть тех, кто внизу, к тем, кто наверху, рессентимент тех, кого эсплуатируют к эксплуататорам особенно опасны, когда разница в положении связана с хорошо видными и ощутимыми благами. В Советском союзе этого не было. Пока рабтает механизм «замешения», никакое постоянное по составу классовое образование, аналогичное знати или буржуазии, руководящим феодальным или капиталистическим государством, ваозникнуть не может. Малочисленную постоянную группу, отправляющую верховнукю власть, сравнительно легко защитить, в частности потому, что непрерывные перемены в в более низких эшелонах власти ослабляют их и не позволяют им бросить вызов вышестоящим эшелонам.

-267-

Было бы конечно наивно думать, что Сталин, сидя в своей берлоге, тщательно продумывает эту коварную макиавеллистскую стратегию, чтобы обеспечить стабильносмть своему режиму. Очень разные политические, личные и психологические мотивы, может быть, были непосредстваенными причинами каждой волны «замещения». Но по нашему мнению есть социальные причины появления такого кризиса «замещения» в бюрократическом государстве. Более того, это явление принципиально важно для такого государства, и этим объясняется размах чисток. Нам кажется, что только так можно объяснить странную анонимность системы, то есть ваозникновение постоянного правящего класса как идеи, а не как определенного контингента конкретных людей, о чем свидетельствует, например, тот факт, что НКВД как инструмент этой стратегии сам не был застрахован от чисток.

И стало быть, мы не считаем, что происходивашее в Советском союзе во время Ежова представляет собой что-то особое  и небывалое в истории. Наоборот, это был лишь гротескный вариант того, что всегда происходит в бюрократическом государстве. Со времени ежовской чистки прошло уже много времени, и другой чистки таких же масшабов с тех пор не было, но каждый советский гражданин, чем бы он ни занимался, инстинкетивно считается с возможностью повторения чего-то похожего в будущем. В то же время вполне возможно, что механизм «замещения», имевший во время Ежова такую концентрированную и катастрофическую форму, в дальнейшем будет регулярно повторяться в более спокойном виде. Но, конечно, могущественный слой кадров, занимающих теперь властные позиции, окажет этому серьезное сопротивление. Во всех известных нам государствах эта сила в конце концов всегда одерживала верх.

-268-

Многие чиновники, назначенные на свои посты во времена Ежова, все еще их занимают. Это может объясняться тем, что чистка в таких масштабах как в 1936-1938 гг оказалась очень опасным предприятием и нанесла почти непоправимый ущерб политическому, военному, техническому и научному потенциалу общества. С другой стороны, может быть, война и последукющая территориальная экспансия Советского союза открыли новые возможности для тех, кто давил на аппарат снизу – военная сфера, реконструкция и включение обширных новых районов в советскую систему. Но со времен Ежова произошло и многое другое. Новобранцы правящей касты укрепились на своих позициях лучше, чем их предшественники.

Есть указания на то, что советское правительство сознательно старается избежать ужасов еще одной всеобщей чистки. Отмена смертной казни, демонстративно мягкие приговоры тем, кто выступал с публичной критикой и многое другое указывает на то, что механизм замещения кадров стал более мягким, более упорядоченным – более «культурным» в советских терминах. Но сам механизм продолжает работать, продолжаются смещения и увольнения, «прочистки» («siftings») и исключения из партии, аресты и депортации. Принудительная рабочая сила растет из разных источников – действительные и ваоображаемые коллаборанты, ненадежные люди, недовольные сегменты завоеванных и ассимилированных наций, те кто был в немецком плену, русские, которым пришлосмь работать на немцев. Несмотря на то, что во время войны были весьма значительны потери населения.

-269-

противоборство правящей группы чиновников, стремящейся превратиться в несменяемых

мандаринов то есть в аристократию, с нижним слоем партийной массы, устремленной наверх, при участии верховной власти, использующей эту борьбу, чтобы сохзранить собственное положение, продолжаентся, и исход ее далеко не предопределен. Механизм «замещения» может работать сравнительно спокойно долгое время. Но нельзя исключить возможность острой вспышки насилия, особенно если будут исчерпаны возможносми внешней экспансии, или возникнут трудности в освоении вновь покоренных территорий, находящихся еще в стадии «Новой Экеномической Политики», или если попадут под чуждое влияние в результате контакта армии [оккупационные войска -- АК] с не-советскими культурными зонами. Большое значение может иметь опасность войны. Она сыграла очень большую роль в развязывании ежовской чистки.

Чем бы ни кончилоь дело, нам казалось здесь важным показать, что именно благодаря этому странному механизму «замещения» советское бюрократическое государство оказывается логичной, стабильной и связной системой, а также обнаружить, какие силы обеспечивают ее развитие.

(17) «Азиатская» теория

И наконец обратим внимание на очень распространенную теорию. Она существует в самых разнообразных формах и излагается со множеством вариаций. Для краткости назовем ее «азиатской». Она обычна в России, особенно среди иностранцев, и часто встречается заграницей. Согласно этой теории Россия принадлежит Азии. В результате многовекового татарского ига, варварскомго боярского правления и неограниченной власти самодержавного царя Россия никогда не знала политической свободы.

-270-

Поэтому современный социализм, продукт европейской мысли, после победы в России не привел к политической свободе, но приобрел насильственные и варварские, то есть азиатские формы, адекватные не самому социализму, а русскому национальному характеру.  Интересно, что с этой теорией согласны как британские консерваторы, так и британские коммунисты. Замечание Черчиля, что граница между Европой и Азией проходит по Эльбе, вполне в этом духе. Так же думают, хотя и не всегда в этом открыто признаются, все

искренне убежденные коммуниссты  и поклонники советской системы за пределами Советского союза от простых трудящихсяя до ученых мужей и выдающихся общественных фигур. «Ах, если бы коммунизм победил во всем мире», -- так думают эти люди, -- «или хотя бы во всей Европе, если бы центр коммунистической зоны, протянувшейся от от Камчатки до Гибралтара и от Кантона до Дублина, переместился бы в Париж и Лондон, все ошибки и извращения, связанные с русским характером коммунизма, исчезли бы; тогда мы сами смогли бы реализовать свою идею и построить западный, действительно демократический коммунизм, естественно избавленный от всех тоталитарных характеристик»  Вариант этой теории существует и в самой России. Его особенно любят некоторые русские интеллектуалы старого образца. Они напоминают, что Сталин не настоящий русский, а дикий кавказец и насмехаются над его грузинским акцентом. Брутальность большевистской системы вообще и чисток в частности приписывается особенностям зарактера той нации, из которой

-271-

происходит Сталин. На самом деле грузины мягкий и деликатный народ и к тому же принадлежат к гораздо более древней культурной традиции, чем многие европейские нации, включая Россию. И сами открещиваются от Сталина, считая его северо-осетинским горцем или даже приписывая ему татарское происхождение. Чтобы проверить предположения «азиатской» теории, взглянем внимательнее на некоторые исторические и географические мифы. Нет никакого сомнения, что великие азиатские империи были колыбелью всей западной цивилизации. Как в таком случае мы должны относиться к противопоставлению азиатского варварства и европейской цивилизованности? Это – странный миф. Он восходит к Геродоту. Это тем более примечательно, что реальным источником классической цивилизации был не столько греческий полуостров, сколько маленькие ионические  города-государства Малой Азии, чье экономическое процветание и культурное богатство обеспечил сюзеренитет Персидской империи. Провинциальное самодовольство греческого полиса и враждебность мелких городов к великой централизованной Персидской империи породили «азиатский миф», содержавший, конечно, какую-то долю правды. Но вообще он был выражением враждебности городской демократии и индивидуализма к крупномасштабной централизованной администрации азиатских деспотов. В конфликте греческих демократических городов-государств и деспотической азиатской империи дикость и жестокость были характерны ни в коем случае для империи, но именно для городов, особенно управляемых тиранами, так часто порождаемых демократиями. Тем не менее азиатский миф

-272-

прочно укрепился в античной классике, оживился в эпоху Возрождения, оттуда попал в наши школьные учебники и сохранился до наших дней.

Другая частица правды в «азиатской» теории обнаруживается, если мы вспомним сопоставление коммунистического бюрократического государства и азиатских деспотий. Но это подобие касалось контроля над средствами производства, то есть социальной, а не географической фактуры и было бы уместно также в тех случаях, если бы коммунистическое бюрократическое государство возникло бы в западной Европе или в Америке. Древние американские цивилизации в Перу и Мексике имели те же характеристики.

Миф о татарском иге укоренился даже больше, чем азиатский миф. Монгольское нашествие в начале XIII века несомненно принесло народу много страданий и оставило после себя страшную память как всякие военные действия. Но разорения и страдания, причиненные монголами, не были страшнее, а на самом деле были едва ли сравнимы с ущербом, который представители западной цивилизаци нанесли Византии примерно в то же время, пытаясь построить латинскую империю. Это был самый мрачный период в истории Византийской цивилизации. Даже патриотически настроенные современные русские историки не могут отрицать, что в столкновении двух культур татарская была более развитой. Татарское правление было безусловно более мягким и терпимым. Оно ограничило региональные феодальные конфликты, ввело централизованную систему, благоприятную для торговли на завоеванных территориях, что значительно перекрывало потери от введенных татарами налогов в пользу хана. Более того, татарские правители совершенно не вмешивалиссь во внутренние дела покоренных областей,

-273-

ограничиваясь сбором дани и налогов. Своих представителей татарский режим держал только в немногих городах, а последние 100 лет татарский сюзеренитет был совершенно формальным.  Обитатели территорий под татарским игом пользовались полной политической и религиозной свободой.

Имеют широкое хождение также ложные и неточные представления о царях. Следует различать российский царизм до и после Французской революции. Первый, если отвлечься от его неспособности навести порядок, мало отличался в отношении репрессивности и жестокости от современных ему режимов в европейских странах. Кровавая Мэри или Филипп II вполне сопоставимы с Иваном Грозным, а Фридрих Вильгельм прусский с Петром великом. Варфоломеевская ночь, Стокгольмская резня и инквизиция не имеют подобий в русской истории. Сожжение ведьм совершенно не известно в России. А обширная зона еврейских поселений в Восточной Европе возникла потому, что евреи были изгнаны из Европы и нашли убежище в Польше и России.

Европейские историки сравнивали царизм XIX-XX века с европейским либерализмом того же времени. Сравнительная экономическая отсталость России и отсутствие сильной буржуазии объяснялись долгим сохранением пережитков феодализма. Крепостное право было отменено только в 1861 году, хотя, между прочим, всего на 2 года позднее, чем в Пруссии. Парламентарная форма правления возникла только после поражения революции 1905 года.  В XIX и XX веке российский царизм правил, конечно, слишком строго по либеральным меркам того времени,

-274-

но, вообще говоря, в стравнении с режимом, типичным сейчас для большинства европейских стран, он выглядит даже очень мягким. Политические свободы были ограничены, но в целом царская Россия XIX века управлялась по закону. Были, конечно, многочисленные злоупотребления и реакционные тенденции; знать сохраняла значительные привилегии; евреев держали в черте оседлости и подвергали погромам, вдохновлявшимся реакционными политиками (первый погром, кстати, имел место в 80-е годы); мелкое чиновничество было коррумпировано и много чего еще. Но при этом существовала широко читавшаяся оппозиционная пресса, несколько оппозиционных партий, представлявших разные убеждения, и влиятельная критическая литература. У людей была свобода передвижения, выбора занятия, религиозная свобода, право на защиту в суде, право бастовать, и все национальности имели равные права, за исключением упомянутых ограничений для евреев. Цензура теоретически существовала, но стала в основном чистой формальностью, и ее легко можно было избежать. Борьба за буржуазно-демократическую свободу в европейском либеральном духе велась весь  XIX век. Это значит, что русские были вполне осведомлены о политической свободе, и утверждения, будто русские были культурно и политически отсталым народом очень далеки от реальности.

Циркулирует много причудливых и совершенно фантастических идей насчет связи особого характера большевистского государства и русского национального характера. Так много написано о глубине русской души и мистическом характре русского народа и о родстве

-275-

всего этого с большевизмом, что попросту невозможно обсуждать все вариации теории, которая связывает большевизм то с особой мягкостью русского характера, то с его особой жестокостью; иногда большевистскую систему связывают с мессианизмом русской души, а иногда с ее крайним рационализмом. На это можно сказать только одно: попытки объяснить большевистское бюрократическое государство русским национальным характером абсолютно несостоятельны. Все что можно сказать о русском национальном

характере в его отношении к режиму, так это то, что он обнаруживает известную наклонность к анархизму.

Мы вполне сознаем, насколько поверхностны эти обобщения по поводу русского характера.

Поэтому мы советуем отнестись осторожно и не слишком серьезно к тому, что последует дальше. Так вот, можно сказать, что русские относятся с глубоким недоверием к любому правительству и не питают к нему уважения. Они видят в нем прежде всего что-то чуждое, что-то такое, что вмешивается в их частную жизнь. С этим комбинируется недостаток любви к порядку и слабая готовность к длительному и напряженному усилию , что отчасти компенсируется исключительной способностью мобилизоваться в условиях кризиса, когда русские поистине могут творить чудеса.

Последний довод «азиатской» теории – это представление о русском народе как политически отсталом и незрелом. То, что мы сказали о знакомстве русских с идеями свободы в условиях царизма в XIX-XX веке, относится, конечно, к интеллектуалам и некоторым группам образованных рабочих. Разумеется, эти люди составляли небольшую часть населения, а огромная масса народа оставалась в политической летаргии и на низком уровне образования и цивилизованности.

-276-

Но со времени Февральской революции 1917 года произошли колоссальные изменения. Революция и еще больше гражданская война вывели народ из летаргии и сделали его политически грамотным. Возрастающее политическое давление в последних фазах большевисткого правления фактически способствовали политическому созреванию масс. Хотя они лишены возможности изъявить свою политическую волю, они вполне видят связь между политическаими мерами правительства и их социальными и экономическими последствиями. Каждый советский гражданин знает, что можно и чего нельзя говорить в данный мемент, чтобы не впасть в противоречие с постоянно меняющейся линией партии. Это само по себе существенно помогло политической зрелости  российских народных масс, хотя этого эффекта никто не ожидал. Одновременно с этим, так сказать, принудительным политическим воспитанием поднимался культурный и образовательный уровень народа. Это видно, например, из отношения народа к науке. Рост политической и культурной зрелости, вопреки всем материальным трудностям и суровости режима делает народ более амбициозным и требовательным, и результат этого – нарастающее критическое отношение к состоянию общества. В долгой ретроспективе советское бюрократическое государство повинно в тяжкой непоследовательности. Оно построено на основе созданной им привилегированной касты, управляющей народом, который она сама же больше всех порицает.

Правящие классы капиталистических государств, кстати, сталкиваются с той же проблемой, практикуя обязательное школьное образование с либеральной программой.

Но независимо от того, сможет ли бюрократия утвердиться как новый класс, механизм

-277-

социального замещения окажется неадекватен возрастающим требованиям масс. В долгой перспективе это приведет к нестабильности режима. Сдерживать растущее недовольство режим может только угрожая народу военным вторжением извне и опасностями «капиталистического окружения» или подогревая в народе надежду на грядущую победу коммунизма во всем мире.