Россия и Турция. ОЧЭС

Я теперь не слежу внимательно ни за какими событиями в мире, но когда-то следил. А сейчас, когда неожиданно (для меня) Путин и Эрдоган встретились в Петиербурге, я вспомнил статью о российско-турецких отношених, которую лет 10 назад. Теперь я ее помещаю здесь без изменений, сделав только несколько актуальных примечаний в тексте. В ней  предлагаю односторонние политико-географические (геополитические, кому так больше нравится) -- (не прогноз и не прое Путин и Эрдоганкт! -- соображения в пользу интеграционного модуля вокруг Черного моря, который я обозначил этикеткой «Европа-2».

Чисто фактурное вступление в этой статье, конечно, устарело и его можно игнорировать.                                                                                        

Александр Кустарев

Черноморский треугольник или Вторая Европа

Первоначальная публикация в журнале «Эксперт-Украина», между 2005 и 2007 ггг (я уточню чуть позже)

 

Знаете ли Вы, что такое ОЧЭС? Нет это не экзотическое блюдо, не поп-группа и не марка мотоцикла. Это Организация Черноморского Экономического Сотрудничества.. Это молодое межгосударственное образование возникло всего 15 лет назад. За его пределами о нем знают, похоже, только специалисты. Яндекс выдает на «ОЧЭС» 130 тысяч страниц и 2 тысячи сайтов, а на латинскую аббревиатуру «OBSEC» всего 223 страницы и 40 сайтов. Поиск OBSEC в Гугле дает 1600 упоминаний, но в «Файнаншл Таймс» ни одного.

Между тем в ОЧЭС входят 12 государств. В них живут 350 миллионов человек. И на него приходится 4% мирового торгового оборота. Его ядро – Россия, Турция, Украина. Большой черноморский треугольник. Будем в дальнейшем называть его просто Треугольник.

Торговый обмен в Треугольнике весьма велик. Между Турцией и Россией достиг уже 17-21 (по разным сообщениям) млрд долл; между Турцией с Украиной 4,2 млрд долларов. Россия – второй (после Германии) торговый партнер Турции. На страны ОЧЭС приходится 15% российского торгового оборота.  Может быть, это и не так много, учитывая, что все страны этого пула входили когда-то в СССР-СЭВ. Новичок здесь только Турция, но торгово-обменная активность быстро растет именно благодаря ей.

Торговля между соседями дело обычное. Но можно ли считать, что заурядное развитие отношений в группе соседних стран перерастет в некоторой исторической перспективе во что-то качественно иное?

Если приглядеться, то признаки этого можно обнаружить. И экономически, и политически, и символически более многозначительны амбициозные планы в сфере инфраструктуры: кольцевая черноморская автострада, реконструкция морских портов и паромное сообщение, совместные проекты транспортировки газа, Черноморское электро энергетическое кольцо.

Наблюдатели отмечают, что сотрудничество в ОЧЭС сразу с самого начала охватывает производственную сферу. В 2004 году в коммюнике переговоров в Кремле было сказано, что стороны затронули также проблему военно-технического сотрудничества. Работают около 2 десятков институтов с интегративной функцией.

Все страны ОЧЭС активно поддерживали кандидатуру Сочи на проведение олимпиады, будут иметь теперь за это ту или иную выгоду и, что, психологически и символически еще важнее, Сочи на какое-то время становится элементом общей идентичности для ОЧЭС.

Нарастанию совместной идентичности способствует и туризм – массивный поток курортников с севера в Турцию. Из одной России туда приезжают 2 миллиона гостей в год.

В словаре политических лидеров появляются характерные выражения. Ющенко: «свободная торговля» «интеграция» «амбициозные цели» «значительные перспективы».........Путин: «неполитизированная организация, способствующая региональной интеграции» «углубление, а не расширение»......Все это типичный евросоюзный жаргон.

Какое значение всему этому придавать? Происходит ли чисто оппортунистический количественный рост обмена и сотрудничества до некоторого естественного предела? Или нарастающие объем и, главное, усложнение кооперации в этой зоне с какого-то момента можно будет понимать как исторический процесс, ведущий к образованию вокруг Черного моря территориального образования, близкого по типу Евросоюзу? Не обнаруживаются ли в тумане будущего контуры Второй Европы, Европы-2?

Попробуем систематизировать и слегка развить аргументы в пользу и против этого увлекательного сценария.

Те, кому идея Второй Европы на базе Треугольника, кажется чистой фантазией, прежде всего, конечно, укажут на то, что (1) дипломатическая история этой зоны это история конфликтов; (2) страны этой зоны культурно несовместимы; (3) здесь полностью отсутствует какакая-либо традиция общего самоопределения, если не считать московского панроссийства и панславизма, исключавшего Турцию и понимавшего интеграцию (с Украиной в частности) так, что это привело к дезинтеграции. 

Война и мир

Когда-то, конечно, нынешняя ОЧЭС была зоной противостояния Российской и Османской империй – полоса войн, сопровождавшихся аннексиями, в Причерноморье, на Балканах, на Кавказе, а в революционно-националистическую эпоху и в Средней Азии (Энвер паша). Но в памяти народов это, кажется, теперь занимает очень малое место. Конкуренция между Россией и Турцией несколько оживилась после распада СССР, но развития не получила. Помимо конкретных причин, сразу же обнаружилось, что конкуренция за влияние в лимитрофах этой зоны быстро ведет к абсурду. И именно чтобы остановить это движение к абсурду, нужна интеграция.  Первым это понял тоглашний турецкий премьер Тургут Озал. Он и выдвинул идею ОЧЭС, охотно подхваченную Москвой.

Поэтому российский посол в Турции Лебедев напоминавший (в 2002 году, интервью газете Turkish Daily News), что за 500 лет российско-турецких отношений только 25 приходились на войны, совершенно напрасно из лучших побуждений приукрашивает прошлое. Прошлым надо общественность пугать, а не соблазнять, если мы хотим интеграции. Интегративные процессы  – это скорее разрыв с прошлым, чем его продолжение.

Именно так произошел крутой исторический поворот в Западной Европе, где сильнейшим импульсом к интеграции оказались две мировые войны. И не случайно главными интегративными силами в Евросоюзе были и остаются Франция и Германия. Отношения между Турцией и Россией – аналог этих отношений, что просто невозможно не заметить.

Ревниво-подозрительные отношения между российской и украинской самоназначенными этническими элитами, кажется, сейчас больше отравляет атмосферу в Треугольнике, чем длительное (в прошлом) геополитическое противостояние Российской и Османской империй. 

Никому не придет в голову, что они могут перерасти в войну [2016 год: после Крыма привели к базару, а все-таки не к войне], но к интеграции они взывают не меньше, чем шокирующий опыт военного прошлого. Холодная война – не меньший стимул к интеграции в XXI веке. Опасения Украины, что Москва хочет поставить Украину на колени, не лишены оснований, но речь ведь идет не о восстановлении прежнего российско-украинского единства, а о гораздо более сложной интегративной конфигурации, к чему мы вернемся позже еще раз.

Церковь и мечеть

Культурные контрасты в Треугольнике, конечно, есть. Две православных страны и мусульманская – один фронт. «Европейская» Украина (Русь) против «татарской» Московии и Туретчины – другой фронт.

Но не следует преувеличивать. Прежде всего, «высокая культура» всех трех стран одна -- всемирно-европейская. Сами они внесли в нее не так много, мягко говоря. Но зато усвоили ее уже весьма основательно, что бы там ни говорили их критики.

Все три страны секулярны. Республиканский кемализм как национальная сверхзадача оказался, похоже, интереснее, чем ленинизм. Сам Кемаль паша  (Ататюрк)  – фигура, чье всемирно-историческое значение недооценено как и содержание турецкой революции. И уж тем более кемализм актуальнее сегодня, после того как ленинизм провалился, а потребность противостоять рецидиву клерикализма, особенно в исламском варианте, сильна как никогда. [2016 год: Клерикальная партия Эрдогана как будто  порывает с наследием Ататюрка, но на самом деле это не альтернатива кемализму, а пост-кемализм, что совсем другое]

Тем более что мусульманство основательно представлено и в России и в Украине (Крым). Россия имеет собственную традицию (и государственную и церковную) отношений с мусульманами, и эта традиция в некоторых отношениях куда более прагматична и эффективна, чем западная. Да и российско-украинский вариант «евроислама» лучше (как будто бы) разработан и более авторитетен, чем западноевропейский (главным образом во Франции). Его влияние на турецких мусульман может оказаться особенно важным для самой Турции, если она намерена (а это как будто бы так) сдержать свой политический исламизм в рамках благонамеренной социальной философии по образцу европейской христианской демократии.

С другой стороны, исламская компонента на всем Севере и Западе (и в первую очередь в Евросоюзе) будет все равно нарастать. Мы привыкли думать о том, как нам спасать Турцию от фундаменталистского ислама. Пора уже сообразить, что кемалистская [2016 год: пост-кемаолистская]Турция может оказать всем европейским странам помощь в сдерживании их собственного воинствующего мусульманства. Сейчас в Лондоне больше исламских экстремистов, чем в Стамбуле и Анкаре.

Общее предание

Отсутствие общей «исторической сказки» и ориентированной на интеграцию публицистической активности ничего не значит. Западная Европа тоже не может похвастаться очень уж эффективной совместной «родо-племенной памятью». К счастью эта «память» не так уж важна для ее интеграции. Западная Европа, конечно же, интегрируется не на базе латыни (давно забытой) и христианства (давно расколотого и полумертвого). Эти  и многие другие символические ресурсы антиквариата теперь мобилизуются для культурно-риторической оркестровки интеграции, но вряд ли влияют на потребность европейского обывателя самоопределяться в виде «европейца». Европейцев гораздо больше объединяет воспоминание о том, что Запад есть первоначальный очаг экономического развития на базе технологии и рациональной производственной (капиталистической) организации. Главным же образом (если не только) европейская идентичность это социально-философский консенсус, воплощенный в политической структуре, ядром которой являются социал-демократия и христианская демократия. Но и этот консенсус сложился по настоящему не до интеграции, а в ходе интеграции.  Евросоюз не огромное «супер-племя», а сложная функциональная структура. В обшем и целом, однако, Евросоюз есть продукт политической воли, а не какой-то глубинной предрасположенности к единству. И хотя энтузиасты единой Европы были еще в XIX веке, сильная интегративная публицистика возникла только после Первой мировой войны. И она толковала о необходимости, а не о неизбежности объединения.

Если  этих соображений мало, то напомним, что на худой конец и некая заготовка единой самоопределительной легенды на самом деле тоже имеется. Это -- евразийство. Оно конечно,  насквозь мифологично, но таково всякое самоопределительное предание.

Нынешнюю евразийскую мифологию, конечно, придется сильно отредактировать так, чтобы она была одинаково приемлема для всех участников Треугольника. Труднее всего, конечно, будет угодить Украине, одержимой сейчас своим «европейским самообразом». Любое напоминание о тюркской протоистории Великой Южной степи будет в Киеве (а тем паче во Львове), вероятно, восприниматься как оскорбление. Турции тоже угодить будет нелегко, поскольку на ней висит традиция пантюркизма. Российская же традиция евразийской мифологии должна будет покончить со своим антиевропейским акцентом. Короче говоря, миф придется радикально переписать. 

Он должен быть обращен не в прошлое, а в будущее. Пример такого «младоевразийства» дал сравнительно недавно турок с громким именем -- Атилла Ильхан. Пусть этим, впрочем, занимаются сами евразийцы, если они и правда хотят чего-то иного кроме сомнамбулического этно-национального ажиотажа в самой России или эстетского самоублажения романтической белибердой (чье это, кстати, слово – славянское или тюркское?). Как я заметил раньше, интеграция «Треугольника», если и пойдет, то обойдется и без евразийской мифологии.

До сих пор мы говорили о том, что всем хорошо известно, хотя и позволили себе повернуть популярные темы несколько парадоксальным образом. Теперь перейдем к вещам менее очевидным, но на самом-то деле, пожалуй, более важным.

Дело в том, что перспективы интеграции «Треугольника» связаны с ходом и перспективами глобализции и больше зависят от этого процесса, чем этот процесс зависит от какой бы то ни было отдельно взятой страны – будь то Штаты или, бери выше, сам Китай. [2016 год: сейчас я был бы с этим осторожнее; даже Великобритания, как оказалось, может этот процесс скорректировать – неважно как].

Самый сильный довод в пользу интеграции Треугольника это то, что не видно, с кем еще эти три страны могли бы интегрироваться. Турция и Украина хотят в Евросоюз, но, во-первых, их общественность в этом вопросе никак не едина, а, во-вторых, Евросоюз явно заморозил заявление Турции и пока не собирается всерьез рассматривать кандидатуру Украины. А о вступлении России в Евросоюз даже нет и речи ни в Брюсселе, ни в самой Москве. Можно, конечно, злорадно уверять, что эти страны, так скакзать «мордой не вышли», то есть культурно не доросли до участия в блестящем европейском клубе, но на самом деле есть гораздо более простая и прагматическая причина тому, что экспансия Евросоюза останавляется на Буге и Днестре. Это --  абсурдность разрастания Евросоюза до таких неимоверных размеров. Включив в себя Турцию и в коечном счете весь бывший СССР, Евросоюз теряет и форму и содержание.

Между тем, все три восточноевропейских гранда явно проявляют беспокойство, что остаются слабо интегрированными с кем бы то ни было [2016 год: вопреки панической болтовне порсле Брексита идея субглобальных интегративных модулей не мертва].

Выступить по отдельности лидером какого-либо интеграционного проекта ни одна из этих стран не может. С Украиной в этом смысле все ясно самому Киеву. Чисто умозрительно от Анкары можно ожидать каких-то спазм пантюркизма, а от Москвы панславизма или «эсэсэризма». Но их имперское прошлое, провоцирующее, вероятно, кое-кого на такие ожидания, на самом деле и есть главное препятствие для каких бы то ни было интеграционных процессов вокруг них. Распавшиеся империи никогда не возраждались – ни в прежнем, ни в измененном виде. Ни одна из них также не смогла преобразоваться в федеральное единство, хотя такие попытки и предпринималсь, даже в Британской империи. Самый поучительный пример здесь Австро-Венгрия. Она сильно продвинулась в сторону федеральности, но как оказалось, впустую. Разные комбинации восстановления «советского пространства» (типа СНГ и пр.) далеко не идут [2016 год: через 10 лет, кажется, тут ничего не изменилось]. Пантюркистская интеграция, о которой было вспомнили после распада СССР, судя по многочисленным сообщениям и комментариям наблюдателей, тоже буксует.

Есть еще две перспективы. Это – интеграция России в китайский конгломерат, а Турции в панисламский. Но это, кажется, как раз и есть то, чего в России и Турции смертельно боятся как «поглощения». И эти страхи не надуманы. Обе перспективы реальны, считать их смертельно опасными, или нет.

Так вот, невозможность примкнуть к Евросоюзу и реальная опасность раствориться в Востоке красноречиво взывают к разработке «плана Б». И тут естественным образом возникает смутно-абстрактная поначалу идея интеграции в пределах «Треугольника». Но как только в нашем воображении возникает этот образ, он быстро приобретает гораздо более четкие очертания.

Самое очевидное – три его участника смежны и занимают компактную территорию вокруг одного внутреннего моря. Говорят, что в условиях глобализции территориальная смежность уже не так обязательна для интеграции, но нельзя сказать, что она не помогает ей. Черное море само сближает как дешевый водный путь. Сейчас говорят об интегративных тенденциях вокруг Тихого океана. Та же логика еще сильнее для пространства вокруг Черного моря.

Далее, экономические связи в Треугольнике уже весьма значительны, быстро растут и усложняются, о чем мы говорили в начале нашего очерка. К этому нужно добавить вот что. В Евросоюзе для укрепления экономической взаимозависимости был найден ключевой сектор. По тем временам это была металлургия. Зародышем Общего рынка было Европейское общество угля и стали. Борьба за контроль над этими ресурсами была одной из причин напряжения и войн в Европе. Здесь же были заложены и основы единства. В Треугольнике аналогичную роль могли бы сыграть нефть-газ и трубопроводы. В области транспортировки газа все одинаково заинтересованы в совместности. Нефтепроводы же оказываются скорее сферой конкуренции. Но, может быть, именно в силу этого требуется кооперация. Аналогия с Европейским обществом угля и стали подсказывает именно такой ход мысли.

Тут важно чтобы все стороны осознали простую вещь. Кто бы из них ни победил в конкуренции, пусть спросит себя, зачем ему нужно поражение конкурента? Это тот случай, когда подавление конкурента имеет негативный эффект для всех. Версальский мир показал, что упадок одной страны невыгоден для всех остальных. План Маршалла руководствовался прямо противоположным намерением не подавить, а, наоборот восстановить экономику Германии. Сотрудничество стран Тругольника в транспортировке нефти с востока на запад просто необходимо для долгосрочной экономической конъюнктуры во всем регионе. Есть признаки, что стороны начинают это понимать. 

В другом плане очень важно то, что три страны – крупные геоэкономические животные. Сопоставимость (если и не полное равенство) потенциала главных участников Евросоюза – залог не только его устойчивости, но и здоровых межгосударственных отношений. Тройственность гарантирует каждому из участников достаточно сильные позиции в отношениях друг с другом.  Этот баланс особенно важен для Украины. Курс на интеграцию «Треугольника» принципиально отличается от курса прямого двустороннего сближения России и Украины. И от всех иных комбинаций, где Россия или Турция будут заведомо доминировать.

Еще важнее этот баланс для решения кризисных проблем на Кавказе, например. Тут имеет место тот же парадокс, что и в случае с углем-сталью (у истоков Евросоюза) и нефтепроводами (сам ОЧЭС). Можно вспомнить и Эльзас-Лотарингию. Автоматически считается, что ситуация на Кавказе вместе с воспоминаниями о российско-османском соперничестве здесь -- это одно из препятствий к интеграции. На самом же деле это должен быть один из стимулов к интеграции. Лимитрофы, стараясь схватить себе как можно больше, всегда стараются натравить крупные державы друг на друга. Сейчас они даже втягивают в это США. Чкм больше интегрирован ОЧЭС, тем стабильнее будет Кавказ.

Глобально-политическая совместность ОЧЭС, конечно, наиболее проблематична. Но в этом случае чтобы избежать разочарований разумно было бы не ожидать слишком много слишком быстро. У Евросоюза до сих пор нет единой внешней политики. И неизвестно, будет ли когда-нибудь.

Надежды на то, что ОЧЭС сможет выработать на долгое время какую-то общую позицию в отношении гегемонизма Вашингтона, кроме оппортунистической благожелательной пассивности или критического нейтралитета, вряд ли реалистично. Евросоюз сейчас тоже придерживается этой стратегии и не видно, какая этому может быть альтернатива. Россия, может быть, и подумывает из-под тишка о восстановлении своего сверхдержавия с помощью Украины и Турции, но наверняка не будет способна мобилизовать двух партнеров на поддержку этой стратегии. Не те времена. Не те партнеры. Если Москва этого еще не понимает, то скоро поймет [2016 год: прав я или не прав, тема-то разгорается, не так ли?].

В одной сфере, однако, ОЧЭС может достигнуть большой степени полезного внешнеполитического единства. А именно в его отношениях с Евросоюзом. Консолидируясь в виде Второй Европы, ОЧЭС может сильно способствовать вторичному интегративному процессу, так сказать «двух Европ». Симптоматично, что Украина, став недавно очередным председателем ОЧЭС, своей приоритетной задачей заявила стимулирование отношений с Евросоюзом. Можно подозревать, что таким способом она лишь хочет лишний раз подчеркнуть свою собственную еврокультурную ориентацию. Но объективно Киев в сущности фиксирует важнейший элемент совместной внешней политики ОЧЭС. А именно намерение найти форму «особых отношений» с Евросоюзом. Совмсестное сближение с Евросоюзом может оказаться более успешным для стран Треугольника, чем сближение поодиночке. Кстати, это совпадает с некоторыми концепциями продолжения европейской интеграции, как, например, концепция «Европы трех кругов», у которой (в разных вариациях) появляется все больше сторонников в среде высшей еврократии. ОЧЭС или Европа-2 укладывается в эту концепцию в качестве «третьего круга».  

Таковы некоторые геостратегические и материальные предпосылки для тенденции к интеграции черноморского «Треугольника», и те, кто заинтересуется этой идеей, быстро обнаружат и другие. Но было бы близоруко и не честно закрывать глаза и на возможность прямо противоположного развития.

Дело в том, что в ходе глобализации обнаруживаются две параллельные тенденции. Одна из них – формирование интегративных форм между глобальным и национал-государственным уровнем – типа Евросоюза, или, если угодно, самой ОЧЭС. Другая, наоборот, тенденция к вытеснению этого промежуточного уровня и к прямому включению единичных суверенных государств в глобальную систему. Помимо этого, совершенно не обязательно, что все страны и каждая должны будут входить в один из субглобальных георегионов. Швейцария так пока и не входит в Евросоюз и прекрасно себя чувствует. Поэтому Россия, Украина и Турция (все или кто-то из них) вовсе не обречены с кем-то (в частности друг с другом) особым образом объединяться, а могут обнаружить, что именно независимое участие в системе мировых отношений им удобнее и выгоднее. Украина, как мне кажется, к этому предрасположена больше двух других [2016 год: в этой связи колоссальный интерес вызывает эксперимент, который теперь британские евроскептики навязали своей стране].

Полезно также иметь в виду, что другие субглобальные (межгосударственные) блоки могут помешать формированию еще одного. Евросоюз, похоже, будет заинтересован в дальнейшей консолидации ОЧЭС. А вот такие эквиваленты субгломальных конгломератов как США или Китай отнесутся к этому как минимум осторожно. Так во всяком случае пока кажется [2016 год: ].

Какова будет судьба тех, кто не сумеет, или не захочет принять участие в интегративных процессах субглобального уровня, сказать трудно. Кому-то из них это окажется на руку, как это на руку нынешним оффшорам. Конечно, такие страны как Украина или Турция не смогут добиться успеха, копируя опыт этих карликов. Но почти наверняка в таких странах возникнут собственные идеи, насчет тоого, как найти себе «нишу на одного» в мировой системе. Есть и другие страны, где подобный вариант не исключается – Британия, например [2016 год:  вот она и приступает к этому эксперименту!].

В силу всего этого можно сказать, что поощрение интегративных тенденций в зоне ОЧЭС не лишено долгосрочного риска. Пока этот процесс не зашел так далеко, чтобы особенно беспокоиться по поводу утраченного якобы более удобного и выгодного варианта. Может быть, никогда и не дойдет. Но нужно быть готовым, что проблема выбора геополитической стратегии в какй-то момент станет для всех трех стран гораздо более остро, чем сейчас и к этому надо быть готовым  PS Натад такой момент в 2016 году, или не настал в 2016 году?.