"как выглядеть
интеллектуалом"? Недавно я обнаружил, что на пакет моих эссе на тему
"интеллигенция" заметное число посетителей попадают через эту формулу.
Это меня сильно обескуражило и напомнило мне об одном из моих любимых
образцов беллетристики -- романе Пьера Буля "Игры ума". Если вам
любопытно знать почему, читайте внимательно следующую публикацию
Роман «Игры ума» был опубликован в 1971 году, я его прочел около 1990 года и тогда он привел меня в полный восторг. Легко сознаюсь, что мой собственный скептицизм по поводу меритократического проекта в большой мере объясняется впечатлением от романа Пьера Буля. Реплику на него я написал для журнала «22» (Тель Авив), где тогда подвизался под покровительством семьи Воронель и Р.Нудельмана. К сожалению, не помню сейчас точно, в каком номере журнала этот маленький эссей был помещен под именем «А.Пташкин». Сейчас я воспроизвожу его по машинописной рукописи, местами сильно его переделав. Это оказалось необходимо через 20 лет, потому что в первоначальном варианте были досадные глупости, и их надо было устранить.
Итак.
Наука и власть
Всемирное правительство создано, и все быстро становится на свои места. Решены проблемы перенаселения, очищена среда обитания, покончено с нищетой. Дела человечества устроены, но, как говорил писатель О.Генри: поначалу казалось, что дельце выгодное, но погодите, дайте рассказать до конца.
После некоторой релаксации начинаются проблемы. Становятся все чаще несчастные случаи. Автомобили врезаются друг в друга, самолеты садятся мимо посадочной полосы и так далее. Смертность угрожающе нарастает.
Одновременно ученых начинает заботить еще одна проблема, казалось бы второстепенная, но очень для них неприятная: народ не проявляет никакого интереса к науке.
Ученым несколько обидно. Ведь наука – такое захватывающее занятие! Ученые вовсе не были элитистами, хотевшими пприпрятать науку как тайное знание исключительно для своей касты. Они хотели поделиться своим бесценным достоянием со всеми. Но тут-то и обнаружилось, что наука интересует людей меньше всего.
Итак, надо было решать две проблемы. Во-первых, растолковать согражданам радости и увеселения науки. Во-вторых, понять, почему люди мрут как мухи без всякой видимой причины – просто, так сказать, на бегу, в результате необъяснимой случайности.
Чтобы решить первую проблему, стали читать населению хорошо продуманные популярные лекции. Результат не замедлил последовать, но несколько озадачил ученых.
Ведущий астрофизик доступно изложил публике свою новейшую концепцию происхождения космоса, галактик и звезд. Публика была в страшном возбуждении, и на астрофизика посыпались вопросы. На разные лады народ спрашивал, можно ли будет с помощью этой теории усовершенствовать гороскопы.
Крупнейший математик разъяснил аудитории самые последние достижения теории вероятности. Воодушевленные слушатели и его тоже забросали вопросами.. Они хотели знать, можно ли будет теперь рассчитать надежную стратегию в рулетке.
Физики, математики, биологи и психологи, грамотно управлявшие миром, призадумались.
Между тем психологам удалось установть, почему стало так много несчастных случаев. Обнаружилось, что они как правило результат в лучшем случае небрежного отношения к жизни, а в худшем случае – самоубийства. И самоубийства становились все чаще.
Постепенно обнаружидась и причина самоубийств – скука. Мир благоустролся, но стал скучен. Людям стало скучно жить.
Стали думать, что делать. Главный авторитет отошел к психологам. И психологи придумали следующее. Были организованы соревнование по борьбе без правил. Это был все тот же «кэтч», но с одним нововведением: борьба шла до смертельного исхода – как в сражениях гладиаторов в древнем Риме. В обстановке, благоприятной для самоубийств, готовых принять участие в таких соревнованиях нашлось достаточно. А наблюдать такие соревнования оказались рады все. Были построены огромные стадионы, проводились непрерывные чемпионаты мира и, разумеется, все это транслировалось по телевидению.
Успех. Кривая самоубийств пошла вниз. Но не на долго. Упадок иморальных сил человечества не удалось радикально остановить.
Тогда был предложен усиленный вариант того же лекарства. Даже несколько. Принцип был тот же самый: схватка на смерть, но в разных экстравагантных условиях. Например, под водой в аквалангах, или в воздухе, или в лесу и так далее.
Колористическое обогащение зрелища помогло. Но опять не на долго. Тогда схватки были превращены в групповые. Постепенно перешли к схваткам и сприменением оружия, все более изощренного. Стали планировать схватки на несколько дней, на месяц ...
Нетрудно догадаться, в каком направлении все пошло. Военные операции, транслируемые во всех деталях по телевидению, вытеснили в качестве развлечения все остальное.
Ученые наблюдали за этими играми вместе со всеми, но участия в них не принимали. Среди них даже нашлись еретики, сомневавшиеся , что лекарство от массовых самоубийств найдено корректное. Но после некогторых колебаний и они присоединились к авторитетному мнению большинства.
Заключительный аккорд выглядит примерно так: всеобщее побоище с применением ядщерного, химического и бактериологического оружия. Гибнет к чертовой матери все. И все с увлечением наблюдают собственную гибель.
Остроумная парабола. По духу вполне консервативная, выражающая самую сильную, как мне кажется, сторону консерватизма – скептицизм. Поучающая нас еще раз, что осуществление идеала в виде полного порядка на земле ведет к исчезновению жизни. [похожая парабола есть у Борхеса в рассказе, который, кажется, называется «Город бессмертия»]. В самом деле, выбор между индивидуальным и коллективным самоубийством – небогатый выбор.
Не надо, конечно, заходить слишком далеко и объявить ненужными какие бы то ни было улучшения земной юдоли вообще.
В то же время, не надо думать, что ситуация, возникшая в результате успешной работы сциентистского правительства, невозможна. Провидение, конечно, ведет прогресс вдоль экспоненты, и у нее есть асимптота. Мы не знаем, правда, как далеко от асимптоты мы располагаемся теперь, но она где-то там есть.
Ее существование как будто гарантирует нам в конечном счете безопасность. С другой стороны можно предположить, что дело с этим миром обстоит сложнее и парадоксальнее, а именно, асимптоту можно пересечь, как ни безграмотно может показаться это предположение кандидатам физ-мат наук. В реальной жизни люди сплошь и лядом переходят положенные им пределы.
Но тут-то и зарыта собака. Игнорировать асимптоту значит нарушить закон природы. И это нарушение наказуется. Что собственно наука и предсказывает, утверждая, что пересечеение асимптоты – абсурд. Об этом и напоминвает нам фантазия Пьера Буля.
В основе книги лежит логическая схема. Ее можно презентировать по разному. Например, в виде концепта, то есть эссе на 5-7 страниц, чего такой мастер был Борхес, или в виде стихотворения, или даже афоризма. Романы для этого писать не обязательно да и, пожалуй, нежелательно. Словесная избыточность, как пересечение асимптоты, не остается безнаказанной.
Как лингвистический материал роман Пьера Буля совершенно неинтересен. Языу его примитивен, и никаких семантических игр в нем нет. У него нет стиля, попросту говоря. Характерология и межперсональные коллизии скудны почти до полного отсутствия. В общем они сводятся к подсказкам сценаристу и режиссеру на случай, если кто-то захочет превратить роман в кинопродукцию. Очень многие романы теперь таковы. Развитие видео-техники сильно повляло на литературную технику не только эстетически, но и просто через коммерческий соблазн.
Но есть и другие соображения в пользу романа как реализации концепта, тоже коммерческие, но и дидактические.
Дело в том, что маломерный словесный продукт, а тем более микроперодукт – не товар, на нем много не заработаешь. Чтобы зарабатывать на коротких рассказах, эссеях, стихотворениях и афоризмах, их нужно печь как пирожки – гроссами. Качество концептов на таком конвейере поддержать не удается, даже с учетом низкой требовательности потребителя. Массовый читатель, конечно, проглотит любую околесицу и тривию знаменитости, но знаменитым нужно еще сначало стать. А записные остряки-афористы, профессиональные версификаторы и колумнисты обречены на посредственность. Как бы они ни были адекватны профессионально по критериям редакторов, их продукт – жвачка.
Нет, много хороших концептов не придумаешь. И чтобы заработать на них, нужно придавать им такой товарный вид, который превращает концепт в вещь. Эта вещь – книга, роман, пусть короткий, но ощутимых размеров. Все романы Буля кстати – короткие.
К счастью, коммерческая эффективность в данном случае совпадают с дидактической эффективностью. Малые и микроформы легко теряются, если, как я уже говорил, производитель не напоминает о себе рынку каждые пять минут и какие-то издатели его не пиарят, а вот роман-книга живет долго и хорошо видна. Чтобы муху заметили, из нее надо делать слона. Пьер Булль был мастером этого дела. «Игры ума» -- один из самых лучших его слонов -- слонят.
Я
воспроизвожу свой старый book essay) о романе Пьера Буля «Игры ума»
(Les Jeux de l’ésprit). Пьер Буль, известный всем благодаря
экранизированным
романам «Планета обезьян» и «Мост через реку Квай», написал еще десятка
два
романов и исторических очерков, не таких ярких, может быть, но не менее
глубокомысленных. Он, кажется, последний в традиции, идущей от
французского
литературного классицизма через Вольтера к Анатолю Франсу и Андру Жиду
(с оговорками).
Его интеллектуальный стиль – парадоксальная комбинация рационализма со
скептическим отношением
к науке, и мизантропии с гуманизмом.
Роман «Игры ума» был опубликован в 1971 году, я его прочел около 1990 года и тогда он привел меня в полный восторг. Легко сознаюсь, что мой собственный скептицизм по поводу меритократического проекта в большой мере объясняется впечатлением от романа Пьера Буля. Реплику на него я написал для журнала «22» (Тель Авив), где тогда подвизался под покровительством семьи Воронель и Р.Нудельмана. К сожалению, не помню сейчас точно, в каком номере журнала этот маленький эссей был помещен под именем «А.Пташкин». Сейчас я воспроизвожу его по машинописной рукописи, местами сильно его переделав. Это оказалось необходимо через 20 лет, потому что в первоначальном варианте были досадные глупости, и их надо было устранить.
Итак.
Наука и власть
В романе Пьера Буля «Игры ума» рассказана следующая
поучительная история. В один прекрасный день становится ясна беспомощность
политических элит и правительств. Беспорялок в мире достигает возмутительного
уровня, а большинство человечества безнадежно увязает в мизерабельном
состоянии.
Научная элита предлагает все взять в свои руки, и политики,
изнуренные своей неэффективной возней, подумав, соглашаются.Всемирное правительство создано, и все быстро становится на свои места. Решены проблемы перенаселения, очищена среда обитания, покончено с нищетой. Дела человечества устроены, но, как говорил писатель О.Генри: поначалу казалось, что дельце выгодное, но погодите, дайте рассказать до конца.
После некоторой релаксации начинаются проблемы. Становятся все чаще несчастные случаи. Автомобили врезаются друг в друга, самолеты садятся мимо посадочной полосы и так далее. Смертность угрожающе нарастает.
Одновременно ученых начинает заботить еще одна проблема, казалось бы второстепенная, но очень для них неприятная: народ не проявляет никакого интереса к науке.
Ученым несколько обидно. Ведь наука – такое захватывающее занятие! Ученые вовсе не были элитистами, хотевшими пприпрятать науку как тайное знание исключительно для своей касты. Они хотели поделиться своим бесценным достоянием со всеми. Но тут-то и обнаружилось, что наука интересует людей меньше всего.
Итак, надо было решать две проблемы. Во-первых, растолковать согражданам радости и увеселения науки. Во-вторых, понять, почему люди мрут как мухи без всякой видимой причины – просто, так сказать, на бегу, в результате необъяснимой случайности.
Чтобы решить первую проблему, стали читать населению хорошо продуманные популярные лекции. Результат не замедлил последовать, но несколько озадачил ученых.
Ведущий астрофизик доступно изложил публике свою новейшую концепцию происхождения космоса, галактик и звезд. Публика была в страшном возбуждении, и на астрофизика посыпались вопросы. На разные лады народ спрашивал, можно ли будет с помощью этой теории усовершенствовать гороскопы.
Крупнейший математик разъяснил аудитории самые последние достижения теории вероятности. Воодушевленные слушатели и его тоже забросали вопросами.. Они хотели знать, можно ли будет теперь рассчитать надежную стратегию в рулетке.
Физики, математики, биологи и психологи, грамотно управлявшие миром, призадумались.
Между тем психологам удалось установть, почему стало так много несчастных случаев. Обнаружилось, что они как правило результат в лучшем случае небрежного отношения к жизни, а в худшем случае – самоубийства. И самоубийства становились все чаще.
Постепенно обнаружидась и причина самоубийств – скука. Мир благоустролся, но стал скучен. Людям стало скучно жить.
Стали думать, что делать. Главный авторитет отошел к психологам. И психологи придумали следующее. Были организованы соревнование по борьбе без правил. Это был все тот же «кэтч», но с одним нововведением: борьба шла до смертельного исхода – как в сражениях гладиаторов в древнем Риме. В обстановке, благоприятной для самоубийств, готовых принять участие в таких соревнованиях нашлось достаточно. А наблюдать такие соревнования оказались рады все. Были построены огромные стадионы, проводились непрерывные чемпионаты мира и, разумеется, все это транслировалось по телевидению.
Успех. Кривая самоубийств пошла вниз. Но не на долго. Упадок иморальных сил человечества не удалось радикально остановить.
Тогда был предложен усиленный вариант того же лекарства. Даже несколько. Принцип был тот же самый: схватка на смерть, но в разных экстравагантных условиях. Например, под водой в аквалангах, или в воздухе, или в лесу и так далее.
Колористическое обогащение зрелища помогло. Но опять не на долго. Тогда схватки были превращены в групповые. Постепенно перешли к схваткам и сприменением оружия, все более изощренного. Стали планировать схватки на несколько дней, на месяц ...
Нетрудно догадаться, в каком направлении все пошло. Военные операции, транслируемые во всех деталях по телевидению, вытеснили в качестве развлечения все остальное.
Ученые наблюдали за этими играми вместе со всеми, но участия в них не принимали. Среди них даже нашлись еретики, сомневавшиеся , что лекарство от массовых самоубийств найдено корректное. Но после некогторых колебаний и они присоединились к авторитетному мнению большинства.
Заключительный аккорд выглядит примерно так: всеобщее побоище с применением ядщерного, химического и бактериологического оружия. Гибнет к чертовой матери все. И все с увлечением наблюдают собственную гибель.
Остроумная парабола. По духу вполне консервативная, выражающая самую сильную, как мне кажется, сторону консерватизма – скептицизм. Поучающая нас еще раз, что осуществление идеала в виде полного порядка на земле ведет к исчезновению жизни. [похожая парабола есть у Борхеса в рассказе, который, кажется, называется «Город бессмертия»]. В самом деле, выбор между индивидуальным и коллективным самоубийством – небогатый выбор.
Не надо, конечно, заходить слишком далеко и объявить ненужными какие бы то ни было улучшения земной юдоли вообще.
В то же время, не надо думать, что ситуация, возникшая в результате успешной работы сциентистского правительства, невозможна. Провидение, конечно, ведет прогресс вдоль экспоненты, и у нее есть асимптота. Мы не знаем, правда, как далеко от асимптоты мы располагаемся теперь, но она где-то там есть.
Ее существование как будто гарантирует нам в конечном счете безопасность. С другой стороны можно предположить, что дело с этим миром обстоит сложнее и парадоксальнее, а именно, асимптоту можно пересечь, как ни безграмотно может показаться это предположение кандидатам физ-мат наук. В реальной жизни люди сплошь и лядом переходят положенные им пределы.
Но тут-то и зарыта собака. Игнорировать асимптоту значит нарушить закон природы. И это нарушение наказуется. Что собственно наука и предсказывает, утверждая, что пересечеение асимптоты – абсурд. Об этом и напоминвает нам фантазия Пьера Буля.
В основе книги лежит логическая схема. Ее можно презентировать по разному. Например, в виде концепта, то есть эссе на 5-7 страниц, чего такой мастер был Борхес, или в виде стихотворения, или даже афоризма. Романы для этого писать не обязательно да и, пожалуй, нежелательно. Словесная избыточность, как пересечение асимптоты, не остается безнаказанной.
Как лингвистический материал роман Пьера Буля совершенно неинтересен. Языу его примитивен, и никаких семантических игр в нем нет. У него нет стиля, попросту говоря. Характерология и межперсональные коллизии скудны почти до полного отсутствия. В общем они сводятся к подсказкам сценаристу и режиссеру на случай, если кто-то захочет превратить роман в кинопродукцию. Очень многие романы теперь таковы. Развитие видео-техники сильно повляло на литературную технику не только эстетически, но и просто через коммерческий соблазн.
Но есть и другие соображения в пользу романа как реализации концепта, тоже коммерческие, но и дидактические.
Дело в том, что маломерный словесный продукт, а тем более микроперодукт – не товар, на нем много не заработаешь. Чтобы зарабатывать на коротких рассказах, эссеях, стихотворениях и афоризмах, их нужно печь как пирожки – гроссами. Качество концептов на таком конвейере поддержать не удается, даже с учетом низкой требовательности потребителя. Массовый читатель, конечно, проглотит любую околесицу и тривию знаменитости, но знаменитым нужно еще сначало стать. А записные остряки-афористы, профессиональные версификаторы и колумнисты обречены на посредственность. Как бы они ни были адекватны профессионально по критериям редакторов, их продукт – жвачка.
Нет, много хороших концептов не придумаешь. И чтобы заработать на них, нужно придавать им такой товарный вид, который превращает концепт в вещь. Эта вещь – книга, роман, пусть короткий, но ощутимых размеров. Все романы Буля кстати – короткие.
К счастью, коммерческая эффективность в данном случае совпадают с дидактической эффективностью. Малые и микроформы легко теряются, если, как я уже говорил, производитель не напоминает о себе рынку каждые пять минут и какие-то издатели его не пиарят, а вот роман-книга живет долго и хорошо видна. Чтобы муху заметили, из нее надо делать слона. Пьер Булль был мастером этого дела. «Игры ума» -- один из самых лучших его слонов -- слонят.
No comments:
Post a Comment