Рига

Летом 2012 года я поместил здесь короткую реплику на телефильм по роману шведского автора Хеннинга Манкеля. Dogs of Riga Псы Риги. Не ради Манкеля. Его репутация, как и достоинства ныне так популярных скандинавских полицейских телесериалов, мне кажется как обычно  раздута до абсурда издателями и телепродюсерами в собственных коммерческих интересах – им нужен массовый спрос. Мне было интересно другое. Этот телефильм был массивно снят в реальной Риге, хорошо узнаваемой. Я люблю Ригу. Настолько, что, не питая особого интереса к Манкелю и ьлй разовидности детективного жанра, купил и прочел "Псы Риги" по-немецки уже несколько лет назад. Неожиданно моя короткая реплика на Dogs of Riga вызвала хотя и жидкий, но постоянный приток посететелей. Он продолжается до сих пор. Боюсь, что это в основном любители Хеннинга Манкеля. Но для тех, кого больше интересует Рига, я сейчас заменяю свою старую реплику cnfhsv очерком о Риге, где я побывал в 2001 году почти через 40 лет после последнего визита.   

                                                       АЛЕКСАНДР  КУСТАРЕВ

                                          РИГА

(«Новое время», Москва, осень 2001 года)

Когда-то мы ездили в прибалтийские столицы как за границу. Теперь это настоящая заграница. Но, похоже, никто туда не ездит. Теперь русскому обывателю открылся весь мир и он – неблагодарный! – забыл про своих старых любимцев. Несправедливо. Рига сегодня выглядит и функционирует гораздо более по-европейски, чем в старые недобрые времена. Если кто-то хочет сравнительно близко и дешево проехаться в настоящую (по туристическим понятиям) Европу, пусть берет билет в Ригу. Рига в полном порядке.

Я отправился в Ригу в начале сентября, осуществляя давно лелеемый ностальгический проект. Дело в том, что я много бывал в Риге между 1957 и 1962 годом. Там жила одна из моих многочисленных бездетных тетушек, отцовская кузина. У нее когда-то был младший брат. Оказалось, что я поразительно похож на него – физиономически. Этот брат был довольно беспутный, хотя и одаренный малый. Жизнь у него была веселая, но кончилась рано и плохо. Его застрелили на советско-латвийской границе перед самой оккупацией (присоединением). Он то ли работал на русских против немцев, то ли на латышей против русских, а, может быть, и то и другое плюс что-то еще.

Однажды, в один из моих первых дней в Риге, я вернулся с прогулки домой, и на кухне сидела огромная латышская крестьянка. Увидев меня, она зарыдала и с криками «Симочка, Симочка» бросилась мне на шею. Это была Люция, нянька покойного дядюшки Герасима. Я почти зарыдал вместе с ней.

Жизнь в Риге под крылышком тетки была райской. Я бывал там в конце лета. Сперва мы жили на даче в Лиелупе, а потом в городе – уже в начале сентября. Там же в Риге жил тогда мой главный студенческий друг-приятель. Он знакомил меня с немногочисленными сохранившимися в Риге пережитками буржуазного образа жизни. Мы  хорошо поддавали. Больше всего мне запомнились длинные прогулки по знаменитому пляжу. На участке от Лиелупе до Майори там располагались кафе, где можно было выпить кофе с коньяком, что я и делал, чувствуя себя невероятно взрослым и европейцем. Этих кафе было тогда, кажется, штуки три-четыре. Теперь я увидел только руины одного из них. 

Дачу тетка снимала в доме отставного полковника латышской армии. В том же доме по какому-то стечению обстоятельств проводил лето академик Николай Иосифович Конрад. Китаист Конрад был родом из Риги и приезжал на родину. Как раз в те годы он был весьма популярен в тогдашней культур-тусовке. Еще не появились Аверинцев с Лотманом, и «нашим всем» были Конрад и «Новый мир». Именно «Новый мир» около того времени опубликовал переписку Конрада и Арнольда Тойнби, о котором тогда ходили напряженные интеллектуальные слухи. Убей меня Бог, если я помню, о чем там шла речь, но тогда считалось, что это страшно важно, и все читали эту публикацию как теперь Довлатова или Акунина. Мне довелось несколько раз поздороваться с Конрадом и когда я потом рассказывал приятелям о своем дачном соседе, они уважительно кивали головами. Вот было счастья! Ах, юные годы...

Тетка с мужем учились в немецких университетах. Вообще-то они были коренные рижане, хорошо говорили по-латышски, хотя предпочитали русский или немецкий. В доме было полно немецких книг, а я тогда страшно увлекался немецкой литературой, и тетушка была прекрасной собеседницей. Мы с ней говорили про Томаса Манна и Германа Гессе и она очень хвалила Лео Перуца. Если бы он мне попался тогда в руки, я скорее всего им пренебрег бы, но теперь я определенно предпочитаю его увлекательные истории интеллектуальной монументальности моих тогдашних литературных кумиров. В рижских букинистических магазинах было немало немецких книг межвоенного времени, и я каждый раз увозил с собой в Ленинград с полдюжины томов. Однажды я купил (из юношеского снобизма) том философа фон Кайзерлинга (так и не прочел) с комментариями на полях по-латышски. Помню как тетушка тогда сказала: не следует недооценивать латышей. Помимо Лео Перуца тетушка еще научила меня есть гуся с яблоками и компот из рубарбары (ревеня), окончательно превратив меня в европейца, ибо подлинная дорога в Европу лежит через желудок.

Эмоциальная память сохранила мне ощущение счастья от переживания чего-то такого, чего мы были в те годы лишены даже в таких столичных городах как Ленинград. Не просто ощущение «заграницы», но и межвоенной атмосферы; честно говоря, в этой атмосфере я живу и сейчас. Это не уродство.  Многие подтверждают, что на самом деле каждое поколение острее переживает атмосферу предыдущей эпохи, чем той, которая теперь на дворе. Мы все находимся в плену у прошлого и, может быть, поэтому так плохо понимаем, что происходит здесь и сейчас, от чего и случаются многие неприятности.

Атмосферу Риги я помнил, но облик ее, как оказалось, совершенно забыл. Зрительно я представлял себе только, пожалуй, начало улицы Стрельниеку, где жила моя тетушка, и отходившую от нее улицу Альберта, наверное, самую восхитительную в Риге. Первым делом я, конечно, отправился по бульвару Райниса туда. Все было как раньше. И оказалось, что на улице Альберта в двух шагах от нашего дома №3 по Стрельниеку родился и провел детство сэр Исайя Берлин (висела доска), ныне занимающий такое важное место в сознании российской интеллигенции благодаря своему несколько преувеличенному знакомству с Ахматовой. Надо сказать, что сэр Исайя, проживший всю жизнь в Англии, стал там одним из столпов английской культур-тусовки, хотя не совсем понятно за что. Вероятно, благодаря своему исключительной салонной компетенции, и налету обаятельной восточно-европейской экзотики, то есть в сущности за красивые глаза. В Англии совершенно особое положение в светски-интеллектуальной жизни занимала целая группа венско-будапештских интеллектуалов, оказавшаяся там в результате революции, войны и погромов. Рижанам должно быть приятно, что благодаря Исайе Берлину Рига оказалась в одном букете с Веной и Будапештом. Причем Берлин каким-то образом обскакал по своей популярности всех венцев, исключая, может быть, Витгенштейна. Его 80-летие отмечали прямо-таки с гомерически-шекспировским размахом.

В поезде Москва-Рига в начале сентября мало народу. Верхние полки не заняты. Я не спрашивал у каждого пассажира, кто он, но было очень заметно, что едут почти только одни русские жители Латвии – граждане или резиденты. Ни латышей, ни российских русских в вагоне нет. Проводницы говорят без акцента по-русски, а между собой по-латышски. Может быть, летом было иначе, но, очевидно, не слишком иначе. Вобщем, российский туризм отнюдь не процветает. Это мне подтвердила и администраторша в гостинице. Она сообщила, что в ее отеле постояльцы есть, потому что отель дешевый. А вот модернизированные отели в центре Риги дороги и стоят пустые.

Надо думать, что русские сами объезжают Ригу теперь стороной, поскольку ехать можно куда угодно, а у Риги незаслуженная репутация второсортной Европы. Но и латышские власти сами ведут себя враждебно. Я звонил в латышское консульство в Москве, чтобы узнать насчет визы, и записанный на пленку голос долго читал мне перечень всяких условий для въезда в Латвию. Один этот перечень может парализовать возможного визитера.. Среди бесчисленных условий было и совершенно анахроническое иметь при себе путевые чеки по 100 долларов на день пребывания.

Новый железнодорожный вокзал построила норвежская фирма. В его туннелях чудесные закусочные, где большое кондитерское разнообразие и настоящий кофе. Там же множество бутиков, торгующих кожей, игрушками, компактдисками и товарами в дорогу. Там я купил зонтик - импортный (российский). Такое впечатление, что вся прислуга там, включая уборщиков, гастарбайтеры. Когда я пил кофе, явный гастарбайтер-украинец, возвращавшийся с ночного дежурства, объяснял «девчатам» , как он сейчас отправится с друзьями на выходные на рыбалку. Русская речь в абсолютно европейском антураже настраивает на оптимистический лад. Кажется, что ты попал в будущее России - будем надеяться, близкое будущее.

Общепит в Риге в полном порядке. Можно вкусно и недорого поесть на улице в совершенно европейской обстановке. В отличие от Москвы здесь европейский стиль общепита сочетается с разумными ценами. Карбонат с зауэркраутом, кабачковой икрой пол-пинтой местного пива стоит меньше 3 долларов. Эспрессо с выпечкой стоит рублей 25, а в претенциозно стилизованном кафе от силы 50. В Москве заведение того же стиля может вам обойтись в полторы сотни, что есть полный бред. Вероятно, здесь европейская закусочная это закусочная, а не гетто для богатеньких.   

Может быть, европейский дух придет в российский массовый общепит из светлого города Риги.. Гунарс Кирсонс владелец сети ресторанов Lido объявил, что откроет в Москве сеть из 20 ресторанов. Они смогут обслуживать 400 тысяч клиентов в год. Почему-то этот проект оценивается в 1млрд. долларов. Где взять такие деньги? Рижская газета «Новости» предполагает, что речь идет о франчайзе и деньги на него будет доставать сам Лужков.

Но хватит про жратву. Поговорим о высоком. Первое по приезде в Ригу, что бросается в глаза, так это полное отсутствие уличной семиотики на кириллице. За три дня я видел только пару русских театральных афиш, извещавших о гастролях российских артистов и слово трактиръ на русском ресторане, разрешенное видимо за твердый знак. Даже на магазине russkaya kniga надпись была на латинице. Это поразительно контрастирует с повсеместной русской речью на улице и обилием местной и российской прессы на русском языке. Половина населения в городе – этнические русские, а три четверти, наверное, предпочитают русский. А русских вывесок меньше, чем в Тель Авиве и чуть ли не в Хельсинки. 

Искусственную хаотичность лингвистической обстановки подчеркивает телевидение. Идут американские фильмы с латышской огласовкой и русскими титрами. Или наоборот, я точно не запомнил. Воспринимать эту дикую мешанину трех языков может только неграмотный.

Напуганный рассказами про национализм латышей, я своего русского стеснялся и проявлял полную готовность общаться по-английски, но в сфере услуг мне не попалось ни одного человека, готового говорить по-английски. Полный контраст Хельсинки, где даже попрошайки просят на водку по-английски. Такое впечатление, что латыши сейчас отрезаны от мировых языков. И не очень понятно, как они сумеют перейти на английский или там немецкий. Времена, когда какой-то латыш, возможно школьный учитель, читал в подлиннике Кайзерлинга, вероятно ушли навсегда. Не знать языка, на котором говорит половина страны и не поощрять туризм из России – экономический абсурд.

Такое впечатление, что попытка вытеснить русский язык это в сущности единственное, что правительство может сделать в порядке национального самоутверждения. Все остальное – не поддается контролю. А попытки эти довольно серьезны. Ликвидация русского на вывесках - это смешно.  Гораздо менее смешно, что вроде бы собираются сократить бюджетное финансирование русских школ, но мэр Вентспилса Айварс Лембергс уже назвал это близоруким.

Эйнарс Репше, президент банка Латвии и перспективный политик, недавно будто бы сказал, что Россия Латвии не нужна. Если бы удалось привести в страну западного туриста, то была бы не нужна. Но это не удается и вряд ли удастся. Рига, конечно, полноценный европейский город: выглядит интереснее, чем, скажем, Хельсинки, Кёльн или Дюссельдорф, хотя и не интереснее, чем, скажем, Мюнхен или Гамбург (я беру только равновеликие города). Но всё равно европейца этим не удивишь. Рижский кафедральный собор (св. Марии) и еще 3 церкви ХIII века закладки, конечно, хороши, но это не пятизвездные объекты и ради них (как ради Кёльнского собора, не говоря уже о Нотр Дам) мало кто поедет в провинциальную страну на краю Европы.

Одним словом, город пуст. Раньше ходили паромы в Стокгольм, Травемюнде, куда-то еще. Потом они ликвидировались, поскольку были убыточны. Первый признак отсутствия туристов в городе – нет почтовых открыток с видами. Я спрашивал в нескольких газетных киосках и книжных магазинах. На меня смотрели с удивлением и даже раздраженно. Говорили, что на почте надо спрашивать. Индустрия открыток не налажена. В любом европейском городе открытки самый повсеместный товар рядом с презервативами. 

Есть в большом количестве арт-нуво и модерн. Но этого добра полне по всей Европе, включая, между прочим, Москву и Петербург. В пользу Риги то, что здешний югендштиль менее монументален, покрывает сплошняком целые кварталы и представляет собой не коллекцию туристических достопримечательностей, а живую среду обитания. Смотришь на него не снаружи, а изнутри, как, например, на Стрельниеку и Альберта. Тут можно, что называется, «погрузиться в атмосферу». Помимо немецкого влияния здесь, говорят, чувствуется влияние финских архитекторов, но профану это не очень видно. На улице Элизабет стоит дом №10-б, спроектированный Михаилом Эйзенштейном, отцом более знаменитого Сергея - это занятно.

Вместе с кафедральным собором два самых монументальных здания в Риге это массивный оперный театр – символ высокой культуры со времен Третьей (французской) империи до советской (имперской) эпохи, и сталинская высотка, единственная в СССР за пределами Москвы. В ней сейчас Академия наук.

К этому добавляются еще два не совсем стандартных элемента. В городе сохранилось много булыжника и брусчатки, а также деревянных домов. Это дерево сейчас на вес золота. Как раз в эти дни именно в Риге проходила международная конференция «Деревянная архитектура в городах», проводимая организацией Europa Nostra под председательством датского кронпринца Хенрика.Такие дома как, например, дом на Лачплеша 55, теперь большая редкость в Европе и становятся туристическим козырем, хотя и младшим. Некоторые из этих домов теперь зачем-то обшивают светлым пластиком под доску, что придает Риге несколько американский вид. Мне кажется, что это ошибка, но не мне судить.

Поездка в Юрмалу начинается с того, что, пройдя через вокзал, будто попадаешь в другое измерение. После словно заштфрованных (только на латышском) расписания поездов и указателей, на перроне чувствуешь себя как дома. Символ нашей большой родины – электрички! Вагончик тронется, перон останется.... Откуда эти вагончики здесь, в 200 метрах от средневеково-монастырского немецкого детинца? Ах, ну разумеется, их же выпускал рижский вагоностроительный завод. Латышские стрелки, радиоприемники ВЭФ и вагоны – вклад Латвии в российскую цивилизацию и советское экономическое пространство..

Юрмала попрежнему обворожительно хороша. В свое время я любил идти далеко-далеко по пляжу в одну сторону, а потом возвращаться по сквозной улице-аллее с чудесными загородными особняками, построенными между войнами. Сознание, что этот пляж тянется отсюда аж до Роттердама, позволяет утонченно прочувствовать идею единства мира. Центр Майори в начале сентября почти безлюден, но все здесь указывает на бурную летнюю жизнь. Это уже не всесоюзная здравница, но рижане и сами заядлые дачники – влияние русской столичной культуры. Говорят, правда, что залив в плохом состоянии. Как и все балтийские курорты, Юрмала, конечно, теперь не может конкурировать с космополитическим Средизменоморьем, но что-то надо придумать. Скорее всего, эти места обречены стать каким-нибудь игорным заповедником. Опять же самые естественные клиенты здесь были бы российские граждане. А пока мэр Вентспилса подчеркивает свой патриотизм, опровергая с экрана телевидения политически вредный слух, будто он намылился в отпуск на Канарские острова. Дома лучше, говорит Айварс Лембергс, пусть новые русские едут на свои Канары, нам и тут хорошо.

Политическая жизнь в Латвии, похоже, вертится в основном вокруг национального вопроса. Вообще говоря, русским довольно трудно указать на какую-то дискриминацию. Попутчики не производили на меня впечатление жителей гетто. Они не были особенно подавлены; пожалуй, были слегка озабочены. Все социальные права им как будто гарантированы. Но те, кто не имеет гражданства, политически дискриминированы. Иными словами, значительная часть живущих в Латвии русских не участвует в принятии политических решений. Как бы их участие в выборах повлияло на политическое лицо Латвии, сказать трудно. Рискую предположить, что никак. Политическая ментальность латышей и русских, повидимому, абсолютно одна и та же. Политическая жизнь здесь того же стиля, что в России. Рой (около полусотни) политических партий. Все тяготеют к центру. Путь в большую политику лежит через государственную службу.   Русские могли бы повлиять на содержание политической жизни только в одном смысле: они еще больше обострили бы взаимную этническую ревность.

Вообще, постороннему наблюдателю, не втянутому в этнические препирательства, интересно наблюдать за происходящим. В конце концов, история ставит в Латвии очередной эксперимент. Маленьких двуязычных стран, возможно, будет становиться в мире все больше не только из-за распада СССР. Еще интереснее даже не многоязычность, а гражданская неоднородность, предстоящая, похоже, вообще всем странам мира. У нас на глазах рождается новая общемировая реальность и глупо делать вид, что тут все сводится к проблеме чьей-то национальной мании величия.

Последняя новость. Президент банка Латвии Эйнарс Репше недавно объявил о создании право-центристской либеральной партии. Гунтис Улманис покинул свою партию, возможно, чтобы к нему присоединиться.  Вероятно, новая партия заменит «крестьянскую» имени, так сказать, Улманиса.  Крестьян в Латвии почти не осталось. Название «крестьянская» было анахронизмом. Кризис этой партии указывает на то, что некоторые анахронизмы уходят в прошлое. Хотя другие элементы прошлого поддерживаются изо всех сил.

Видимо, довольно типична для нынешней атмосферы публикация в «Панораме Латвии» от 8 сентября. Это интервью с человеком по имени Николай Тэсс. Он был, судя по всему, крупным научным чиновником. Но сразу после войны, находясь при должности в МВД, подписал несколько приказов о депортации «кулаков и пособников бандитов». Его обвиняют в геноциде. Тэсс родом из Екатеринбурга (отец его латыш), ему 80 лет, он болен и жалуется, что настоящих коллаборантов не трогают, а он был в 48-м году стрелочником. Это с одной стороны. А с другой стороны, можно ли сказать, что депортированные тогда были такими уж невинными жертвами? Судя по тому, что он говорит (противоположную сторону я не слушал), многие процессы тагкого рода в самом деле выглядят надуманными. Как видно, такая установочка: надо нагнетать атмосферу и делать вид, что «история творит суд над оккупантами» Как видно, Латвия до сих пор еще не освоилась с легитимностью своей независимости и не знает толком, в чем собственно эта независимость состоит. PS для тех, кто прочел этот ностальгический очерк: не забывайте, что он наспиан 12 лет назад.